Фуше, Симон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Симон Фуше (фр. Simon Foucher, 1 марта 1644, Дижон — 27 апреля 1696, Париж) — французский мыслитель XVII века, известный как критик философии Н. Мальбранша и автор попытки возродить идеи академического скептицизма.



Биография

Родился в Дижоне. Получил степень бакалавра теологии в Сорбонне. Некоторое время был каноником в Дижоне, а затем перебрался в Париж, где, занимаясь литературными трудами, прожил до самой смерти в апреле 1696 года.

Во время пребывания Лейбница в Париже состоялось знакомство двух мыслителей. По возвращении в Германию в 1676 году Лейбниц поддерживал (с некоторыми перерывами) переписку с Фуше. Переписка длилась с 1676 до 1696 годы. Некоторые из этих писем или выдержки из них были опубликованы еще при жизни мыслителей. В своей переписке Фуше и Лейбниц разбирали философские идеи Декарта и Мальбранша, вопросы гносеологии и методологии, затрагивали этические вопросы, например, достоинства этики Эпиктета и Марка Аврелия. Фуше является автором также нескольких философских трудов, получивших определенную известность. Ему принадлежит поэма о совместимости христианской морали и морали древних греков (1682) и сочинение о гигрометре (1686).

Фуше также занимался историей и философией платоновской академии. Основной задачей Фуше было возрождение академического скепсиса. Считается, что скептицизм Фуше подчинен вере. В 1673 году Фуше написал «Диссертацию о разыскании истины, или О логике академиков». Это сочинение было напечатано в Дижоне. Все остальные издавались уже в Париже. Оно содержало в себе изложение принципов академического скептицизма в сопоставлении с картезианской философией. Фуше полагал, что Декарт свои правила метода заимствовал у академиков.

В 1687 году вышла в свет «Апология академиков». В 1691 году Фуше издал «Философию академиков» (в 3 томах). В 1692 г. Фуше напечатал сочинение о мудрости древних и послал комментарии к этому сочинению Лейбницу. Лейбниц положительно оценивал деятельность Фуше по изучению и изложению академической философии. В «Теодицее» Лейбниц заметил, что «Фуше имел намерение сделать в пользу академиков то, что Липсий и Сциопий сделали для стоиков, господин Гассенди для Эпикура и что так хорошо начал господин Дасье в пользу Платона». По мнению Фуше, академики стремились «очистить» человеческий разум от всего недостоверного (в духе Декарта), опирались на некоторые твердые научные принципы и не были сторонниками чистого скептицизма. Сам Фуше не был сторонником пирронизма. Он даже упрекал в нем других, например Мальбранша.

Сочинения

  • Dissertation sur la recherche de la vérité, ou sur la philosophie académique (1673)
  • Critique de la Recherche de la vérité (1675)
  • Traité des hygromètres ou machines pour mesurer la sécheresse et l'humidité. Google books: [2]

Напишите отзыв о статье "Фуше, Симон"

Литература

  • Richard A. Watson and Marjorie Grene, Malebranche’s First and Last Critics: Simon Foucher and Dortous De Mairan. Southern Illinois University Press, 1995. 128 pages
  • Дёмин Р. Н. Симон Фуше — критик Мальбранша и реставратор академического скептицизма // PLATWNOPOLIS: философское антиковедение как междисциплинарный синтез историко-философских, исторических и филологических исследований: Материалы 2-й летней молодежной научной школы. СПб., 2003. С. 127—133.

Отрывок, характеризующий Фуше, Симон

– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.