Худаферинские мосты
| Худаферинские мосты | |
 15-пролётный Худаферинский мост, 2006 год. | |
|
Координаты: 39°09′02″ с. ш. 46°56′24″ в. д. / 39.1506028° с. ш. 46.9400750° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=39.1506028&mlon=46.9400750&zoom=17 (O)] (Я)Координаты: 39°09′02″ с. ш. 46°56′24″ в. д. / 39.1506028° с. ш. 46.9400750° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=39.1506028&mlon=46.9400750&zoom=17 (O)] (Я) | |
| Официальное название | |
|---|---|
| Область применения |
пешеходный |
| Пересекает | |
| Место расположения |
Между селениями Кумлак и Худаферин, Джебраильский район |
| Конструкция | |
| Общая длина |
11-пролётный — 130 м |
| Ширина моста |
11-пролётный — 6 м |
Худаферинские мосты — монументальные средневековые инженерные сооружения (предположительно, XII—XIII вв.), связывающие северный и южный берега реки Аракс между селениями Кумлак и Худаферин. Согласно административно-территориальному делению непризнанной Нагорно-Карабахской Республики, фактически контролирующей территорию, расположены в Гадрутском районе НКР, согласно административно-территориальному делению Азербайджана — в Джебраильском районе Азербайджана.
Содержание
История
Первое письменное упоминание об одном из Худаферинских мостов принадлежит иранскому историку и географу Хамдаллаху Казвини. Он писал, что мост Худа-Аферин был построен в 15 году по хиджре (636 г.) арабским полководцем Бакром ибн Абдуллахом. Известно, что в 643—644 г. состоялся поход арабского войска в Восточное Закавказье. Однако современные историки сомневаются, что арабы были способны одновременно вести войну и возводить мост. Полагают, что, скорее всего, Казвини имел в виду организацию переправы арабского войска через Аракс с использованием естественных скальных выходов. Возведение 15-пролётного моста относят поэтому к гораздо более позднему периоду — XII веку[1].
Учёные задавались вопросом: почему при существующем 15-пролётном мосту, был сооружён (а точнее — восстановлен из старых остатков) также новый 11-пролётный? Его восстановление происходило уже в XIII веке — в эпоху Ильханидов[1] и связывается с перемещением огромных людских масс в тот период. Дело в том, что боевые действия Государства Ильханидов с Золотой Ордой происходили на территориях расположенных на северном берегу Аракса[1], и поэтому возникала необходимость переправлять многочисленные войска. Кроме того, на севере были найдены остатки палаточного города (Аладаг) с сооружениями для знати. Из этого можно заключить что на зиму Ильханиды совершали переходы через Аракс и в течение очень короткого времени (2-3 дня) им ежегодно приходилось в срочном порядке переправлять на север крупные людские массы, достигающие ста тысяч человек, лошадей, скот и многое другое. Так возникла необходимость для восстановления старого моста рядом с существующим 15-пролётным в XIII веке.
Конструкция
Мосты расположены на расстоянии 800 м друг от друга. Один из них, 15-пролётный, находится в рабочем состоянии; второй, 11-пролётный — разрушен (сохранились только три средних пролёта), и в народе его называют «сыныг кёрпю» («сломанный мост»).
Большой мост возведён с использованием речного булыжного камня (волнорезы и своды) и квадратного обожжённого кирпича (парапет верхней части). В качестве мостовых устоев использованы исключительно естественные выходы скалы, что избавило строителей от необходимости возводить устои моста в водном потоке. Пролёты моста имеют различные размеры. Следуя структуре рельефа, мост в плане не прямолинейный, а имеет определённую кривизну.
Длина большого моста — около 200 метров, ширина — 4,5 метра. Самая высокая точка моста находится на высоте 10 м над уровнем воды. Волнорезы, защищающие устои моста при повышении уровня воды, имеют в плане треугольные формы и возведены из речного булыжного камня. С обратной стороны волнорезы имеют полукруглые очертания.
Малый мост, как и большой, использует скальные выходы в качестве устоев и точно так же имеет различные размеры пролётов. В средней части реки пролёты имеют бо́льшую длину и, соответственно, более высокие, а ближе к берегам пролёты имеют меньшие размеры как по ширине, так и по высоте. Общая длина малого моста — 130 метров, ширина — 6 метров, максимальная высота — 12 м над водой.
Напишите отзыв о статье "Худаферинские мосты"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [www.elibrary.az/docs/mamadzade.pdf К. М. Мамед-заде. Строительное искусство Азербайджана] Оригинальный текст (рус.)
Худаферинские мосты, расположенные между селами Кумлах и Худаферин Джебраильского района и связывающие северный и южный берега р. Аракс, являются выдающимися памятниками архитектуры и свидетелями исторического прошлого страны. Они привлекали внимание историков и путешественников в течение ряда веков, но до последних лет не были объектами соответствующего исследования и потому наши представления о них были приблизительными. Хотя в мировой литературе говорилось о худаферинских мостах, но недостаточность осведомленности авторов свидетельствует о том, что они обычно говорили об одном худаферинском мосте, в то время как там имеется два моста. В научной литературе худаферинский пятнадцатипролетный мост впервые был описан в изданном в 1938 г. под редакцией А. Поупа фундаментальном труде «Искусство Ирана» (1.104). В этом труде фотография моста отсутствует, но имеется схематический рисунок. Историк Хамдулла Казвини утверждает, что мост был построен в VII в. в период вторжения арабов в Азербайджан. Из ученых республики худаферинские мосты впервые на месте исследовал А. Садыхзаде и выполнил визуальные обмеры, опубликованные в 1963 г. в «Истории азербайджанской архитектуры». Изучение на месте худаферинских мостов и детальные их обмеры стали возможны в 1974 г.(1.105). В связи с возведением в районе расположения худаферинских мостов советско-иранского гидроузла и электростанции была поставлена задача всестороннего историко-археологического и архитектурного изучения прилегающей территории. В результате исследования на месте проведения обмеров и изучения исторических данных, связанных с созданием и функционированием этих мостов, мы смогли прийти к определенным выводам в отношении архитектурной ценности и периода их возведения. Мы склонны так же, как и Поуп, сведения Хамдуллы Казвини о возведении в VII в. арабами моста через Аракc в местности Худаферин, связать именно с пятнадцатипролетным мостом. Но мы считаем, что арабская армия, вторгшаяся в то время в Азербайджан, не могла за короткое время, параллельно с военными действиями, возвести мост. Поэтому следует принять сообщение Казвини как указание об организации перехода через Аракc у Худаферинской переправы. Поперек реки на довольно близком расстоянии друг от друга скалы имеют естественный выход из воды. Этим и воспользовались, вероятно, чтобы за короткое время возвести переправу. Возведение же настоящего моста следует отнести к более позднему времени, т. е. уже ко времени, когда арабам удалось присоединить Азербайджан к своим владениям. Поэтому пятнадцатипролетный худаферинский мост в дошедшем до нас виде не может быть признан памятником VII в. Одиннадцатипролетный мост расположен примерно на 800 м к западу от пятнадцатипролетного моста. Что можно сказать о дате возведения этого моста? Имеются многочисленные сообщения о возведении через Аракc ряда мостов в различные исторические эпохи, и они, как правило, возводились в наиболее благоприятных, с точки зрения естественных условий, местах. Вероятно, что там, где расположен одиннадцатипролетный мост, еще в эпоху Ахеменидов или же в античный период был возведен мост (1.68). Но конкретное сообщение о том, что арабы при своем вторжении в Азербайджан в VII в. пользовались не этим мостом, а возводили переправу непосредственно у сел. Худаферин, ясно указывает на то, что даже если и существовал древний мост на месте нынешнего одиннадцатипролетного моста, то он был ко времени появления здесь арабов в совершенно разрушенном состоянии, непригодном к использованию. И поэтому арабы вместо восстановления разрушенного старого моста воспользовались более удачной худаферинской переправой. Практика возведения новых мостов рядом с разрушенными более древними известна по многим примерам. Таким образом, можно твердо считать, что при возведении пятнадцатипролетного моста, остатки одиннадцатипролетного моста, по всей вероятности, существовали, но тем не менее был построен новый мост. Тогда возникает вопрос: когда и с какой целью был восстановлен одиннадцатипролетный мост, когда уже существовал пятнадцатипролетный? По нашему мнению, одиннадцатипролетный мост был восстановлен в XIII в. в эпоху хулагуидов. Дело в том, что в этот период через Худаферинскую переправу проходили не только торговые пути, но и отмечалось большое передвижение войск. Известно, что после образования государства Ильханов-Хулагуидов, именно на территории Азербайджана происходили беспрерывные военные действия между Ильханами и вторгшимися с севера армиями Золотой Орды. Для отпора монголам, Ильханам приходилось в короткое время перебрасывать на север большие армии. Хотя главная резиденция Ильханов находилась в Тебризе (как явствуют исторические источники), в зимний период они совершали переходы через Аракc на север и организовывали зимовья на территории северного Азербайджана — в Арране или Карабахе. В этих местностях за короткое время возникали крупные палаточные города. Известен один из таких палаточных городов, который был возведен в Муганской степи и назывался «Аладагом». Отмечается также, что в этом городе был возведен дворец. Из сообщений ясно, что в Аладаге находилось определенное количество монументальных постоянно действующих сооружений, предназначающихся для Ильханов, их семей, приближенных, для знати, а основная масса людей разбивала палатки вокруг этих сооружений; и таким образом возникал целый город. Из сказанного напрашивается вывод о том, что в течение короткого времени, определяемого двумя-тремя днями, Ильханам почти ежедневно приходилось в срочном порядке переправлять на север крупные людские массы, достигающие 100 тысяч человек, а также лошадей и скот. Итак, для восстановления в XIII в. старого моста рядом с существующим была реальная необходимость. Показательно, что одиннадцатипролетный мост в отличие от строительной техники пятнадцатипролетного, возведен техникой, близкой к античной. Оба сооружения являются выдающимися произведениями архитектуры и, вместе с тем, показывают, что их строители были весьма одаренными инженерами. Не только худаферинские мосты, но и Сыных керпю, старые мосты Гянджи, мосты Шамкура и мост через р. Кызылузен в иранском Азербайджане (Кафланкух), мост между Марагой и Зенджаном, мост через р. Заголавай близ Шемахи отличаются высоким уровнем техники строительства, обнаруживая при этом умение строителей увязать мостовые сооружения с естественными условиями местности. Именно с этой точки зрения особенно показательными являются худаферинские мосты. Теперь постараемся вкратце изложить результаты непосредственного изучения худаферинских мостов на месте. Пятнадцатипролетный мост возведен путём комбинации речного булыжного камня с квадратным обожженным кирпичом и представляет собой важный образец высокой строительной техники. Этот способ смешанной кладки, присущий азербайджанскому зодчеству в более ранних периодах, здесь применен с большим мастерством. Важным обстоятельством, определяющим архитектурно-конструктивную характеристику пятнадцатипролетного моста, является то, что в качестве мостовых устоев использованы исключительно естественные выходы скал. Этот прием, с одной стороны, связывает сооружения с естественными природными условиями, а с другой — такой способ возведения мостов значительно упрощал процесс самого строительства, избавляя зодчих от необходимости вести кладку фундаментов и возведения устоев в водном потоке. В результате использования естественных выходов оснований не только определился в значительной степени архитектурный облик сооружения, но и определился ритм расположения пролетов моста, размеры которых, не повторяя друг друга, являются разными, в зависимости от расстояния естественных скальных опор. Мост, следуя направлению скалы, имеет несколько вогнутый контур. Длина его достигает 200 м при ширине 4,5 м. Самая высокая точка моста достигает 10 м от уровня воды. Защищающие устои моста, при повышении уровня воды, волнорезы, в плане треугольной формы, возведены из речного булыжного камня. С обратной стороны они имеют полуциркульные очертания.
Все, что мы говорили о пятнадцатипролетном мосте, сравнивая его с другими азербайджанскими мостами, относящимися к XII в., убеждает в том, что этот, дошедший до нас, мост приобрел в XII в. вид, который ничего общего, в смысле архитектурного образа, с периодом VII в. не имеет. Наоборот, можно проследить, что после XII в. мост неоднократно ремонтировался, ремонты эти носили характер восстановления ранее существовавшего сооружения и таким образом еще раз показали, что мост является произведением XII в. и был в нынешнем виде построен в период государства Атабеков Ильдегизидов. В заключение хочется подчеркнуть, что одиннадцатипролетный мост в смысле увязки с природными условиями идентичен с пятнадцатипролетным и также имеет различные размеры пролетов. В средней части реки пролеты имеют большую длину и соответственно являются более высокими, а ближе к берегам пролеты имеют меньшие размеры как по ширине, так и по высоте. Общая длина одиннадцатипролетного моста достигает 130 м при ширине 6 м, а максимальная высота от уровня воды — 12 м.
В настоящее время береговые пролеты моста сильно повреждены. Одиннадцатипролётный мост облицован крупными плитами хорошо отесанного камня известняковой породы.
Источники
- [www.irs-az.com/pdf/090621140940.pdf Джафар Гияси, доктор архитектуры, член-корреспондент Национальной Академии Наук Азербайджана. Худаферинские мосты. «Наследие. Международный азербайджанский журнал» № 9, 2004 г.]
Отрывок, характеризующий Худаферинские мосты
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.
Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.
Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
