Хун фань

Хун фань (洪范 "Великий закон", "Великий план") — одна из глав конфуцианского канона «Шу цзин».

Пристальное внимание философов и комментаторов к этой главе связано с тем, что в ней изложены девять разделов (Хунь фань цзю чоу; 洪范九畴), которые устанавливают принципы государственного управления, правила отношений между людьми, систематизируют природные явления, определяют основы китайского мировоззрения. По мнению Цзян Шаньго 蒋善国 (1898-1986), популярность этого текста в эп. Хань затмила все остальные главы «Шу цзина» и сделала его олицетворением всего канона Шу.

В Викитеке есть оригинал текста по этой теме.

См. «Хун фань» на китайском языке

Порядок разделов следующий:

「初一曰五行，次二曰敬用五事，次三曰農用八政，次四曰協用五紀，次五曰建用皇極，次六曰乂用三德，次七曰明用稽疑，次八曰念用庶徵，次九曰向用五福，威用六極。」

1. О пяти стихиях.
2. Почтительное использование пяти государственных дел (продовольствие, товары, жертвоприношения, общественные работы, культ и просвещение, суд и наказания, правила приема гостей, военные дела).
3. Неукоснительное исполнение восьми дел управления.
4. Гармоничное использование пяти источников исчисления.
5. Созидание священного предела (о совершенстве правителя).
6. Упорядочивание трех добродетелей (умение делать вещи правильными и прямыми, умение быть твердым, умение быть мягким).
7. Разрешение сомнений.
8. О предзнаменованиях.
9. О стремлении к пяти видам счастья (долголетие, богатство, здоровье тела и спокойствие духа, любовь к целомудрию, спокойная кончина) и избегании шести крайностей (сокращенная бедствиями жизнь, болезнь, горе, нищета, уродство тела, слабость ума).

Согласно предисловию, содержание текста идёт от Юя Великого, который якобы получил 9 разделов Плана от верховного бога как достижение в результате ликвидации потопа. Предисловие, в свою очередь, вложено в уста Цзицзы 箕子, легендарного министра последнего правителя дин. Шан, который сообщает это сакральное знание чжоускому У-вану в ответ на запрос последнего. Таким образом, традиционно текст датируется не позднее 11 в. до н.э.

Изучение

«Хун фань» вошел в книжный канон и стал объектом комментирования уже в эпоху Хань, однако многие из этих ранних комментариев утеряны. На его основе была развита теория Дун Чжуншу (ок. 179—104 гг. до н. э.) о резонансе между небом и человеком zh:天人感應.

Интерес со стороны императора Жэнь-цзуна династии Сун (правл. 1022-63) повлиял на возникновение второй волны литераторского интереса. Чжао Жутань 趙汝談 (ум.1237), учёный эп. Южная Сун, впервые высказал предположение, что аттрибуция текста Цзицзы — фикция.

Лю Цзе zh:劉節 (1901—1977) выступил с систематической критикой Плана, выдвинув аргументы в пользу его датировки поздним периодом Воюющих царств (3 в. до н. э.).

Новые дебаты в пользу ранней датировки Плана опираются на материалы надписи на сосуде Суй/бинь-гун сюй 遂/豳公盨 (интерпретаторы расходятся в трактовке первого иероглифа, давшего имя сосуду). Этот сосуд, известный академическому сообществу с 2002 года, относится к эп. Западная Чжоу. Надпись содержит упоминание Юя и мифа о потопе, а также некоторые выражения, в значительной мере напоминающие текст «Хун фаня» (в том числе понятие чоу 畴, в традиционных текстах редко используемое в абстрактном значении).

Связь с диаграммой Ло шу

Ранние комментарии отождествляют 9 разделов «Плана» с «письменами реки Ло», которые в источниках эпоху Сун трактуются как диаграмма, представляющая собой графическое изображение 9-компонентного магического квадрата.

В качестве аргумента за достоверность этого утверждения Ван Инлинь zh:王應麟 (1223—1296) приводит цитату из «Чжуан-цзы», лексика в которой перекликается с текстом «Хун фаня» (Чжуан-цзы, "Внешний" раздел, гл. Тянь юнь 天運: 天有六極五常，帝王順之則治，逆之則凶。九洛之事，治成德備，監照下土，天下戴之，此謂上皇): "девять ши 事 (сфер деятельности) Ло" 九洛之事 в ней расположены между упоминаниями "шести пределов" 六極 (ХФ, разд.9) и "верховной власти монарха" 上皇 (ХФ, разд.5).

Против безоговорочности такого отождествления выступил Цзян Юн zh:江永 (1681—1762) в трактате «Цюнь цзин пу и» 群經補義.

Отрывок, характеризующий Хун фань

Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.