Цыганята и Я с Ильича
| Цыганята и Я с Ильича | |
 Манагер, Кузя УО и Летов в 1989 году | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Жанр |
Арт-панк, индастриал, |
| Годы | |
| Страна | |
| Откуда | |
| Лейбл | |
| Бывшие участники | |
«Цыганята и Я с Ильича» — советский музыкальный экспериментальный рок-проект, созданный Олегом Судаковым (Манагер), Константином Рябиновым (Кузя УО) и Егором Летовым. В рамках проекта было записано 2 альбома: «Гаубицы лейтенанта Гурубы» и «Арджуна-Драйв». Первый из двух альбомов вошел в сводку «100 магнитоальбомов советского рока» Александра Кушнира.
Содержание
История
Проект является попыткой музыкантов создать новое слово в жанре музыки и песен. Олег Судаков решил изменить все законы общепринятого представления о песне как об упорядоченной совокупности куплетов и припевов. Новые композиции писались «быстро, шустро и лихо».
Оба альбома абсолютно не похожи друг на друга, так например альбом «Гаубицы Лейтенанта Гурубы» является подборкой из двух десятков странноватых композиций, которые старательно пытаются ввести слушателя в состояние шока, а альбом «Арджуна-Драйв», по идее Судакова задуманный как чистилище, в состояние ступора. Записывались они Судаковым в студии ГрОб-рекордс с помощью музыкантов Гражданской Обороны. В большинстве произведений, Олег выступал в качестве вокалиста и автора текстов. Барабанные партии, исполненные Аркадием Климкиным, в другом месте и по другому поводу, брались с магнитофонной пленки. Летов с Рябиновым, играя на гитарах, саксофоне, детском синтезаторе «Соловушка», используя лентовые и виниловые кольца и различные музыкальные эксперименты, материализовывали идеи своего приятеля в музыкальную форму.
«Это циничнейшая, обидная, безобразная, злостная, идиотская и издевательская работа. Стиль, в котором она выполнена, именуется и подается Манагером как „мелодичное мышление“ и воспринимается им самим не иначе, как исключительно свой собственный: аналогов и конкурентов на мировой арене по силе самовыражения и по глубине патологического погружения в „веселье бытия“ не имеющий. Я с превеликим удовольствием принимал участие в работе и был столь увлечен, что напрочь позабыл о своих обязанностях звукотехника и т. п., В результате имеют место быть некоторые досадные упущения, как-то: искажение по высоким частотам, дичайшая противофаза и прочее ликование.»
— вспоминает Егор Летов[1].
«Песня гвоздя»
Однажды, помогая родственникам строить дачу, Олег Судаков стелил полы и вбивал огромные гвозди в дубовые доски. С ненавистью воплощая в жизнь идеалы материального благополучия, Судаков изо всех сил колотил по гвоздям и в какой-то момент неожиданно слился с образом. «Внезапно я начал понимать, что общаюсь с мертвым лесом и трупами деревьев, — вспоминает он. — Гвозди, входя в дерево, превращались из железной руды в часть земли, никак не протестуя против этого… Когда я дотронулся до гвоздя, он весь пылал, и мне показалось, что гвоздь разрывается на части от невозможности изменить своё состояние».
Во время сессии Олег предложил Летову и Рябинову напевать в монотонной манере слова «это песня гвоздя», сопровождая хоровое пение ударами молотка по железу. Сам Судаков прочувствованно нашептывал в микрофон: «Холодно… Никак… Жарко… Больно… Жарко… Больно… Больно! Больно!!», постепенно переходя на душераздирающий крик. «Это было непрерывное полуактерство, записанное с одного дубля, — вспоминает он. — Я настолько плотно вошел в роль, что начал ощущать, как по мне бьет кувалда».
«Песня Гвоздя» является одной из ключевых психоделических композиций для сибирского андеграунда.
Наследие и влияние
- Группа «Цыганята и Я с Ильича» стала не только ключевой «фигурой» сибирского андеграунда, но и значительным этапом в творчестве Олега Судакова. В рамках данного проекта Манагер играл на гитаре, пел, читал стихи и тексты с яркими эмоциями и «надрывами». Впоследствии такая манера исполнения песен будет использована Манагером и в других проектах Манагера — «Коммунизм», «Армия Власова», «Родина» и др.
- В своём творчестве Судаков продолжил концепцию «Цыганят...» в альбомах, записанных в рамках экспериментального проекта «Grenade Surround Experience» — «Блюдо мира» (1990) и «Геометрия чувств» (2014), где Манагер читал стихи под экспериментальную музыку, тоже близкой к индастриалу и даже эмбиенту[2].
- По словам Олега Судакова, Летов незадолго до смерти планировал сыграть совместно с Манагером песни «Цыганят» на сцене:
Как-то мы с ним (Летовым) созвонились, я предложил сыграть «Цыганят» (проект ЦЫГАНЯТА И Я С ИЛЬИЧА) в небольшом столичном клубе, и Егор сразу согласился. Было это за пять дней до смерти…— [www.uprc.net/publications/oleg-manager-sudakov-restavratsiya-kommunizma/ Олег «Манагер» Судаков. Реставрация «Коммунизма»]
- Несколько композиций проекта «Цыганята и Я с Ильича» — «На блаженном острове коммунизма», «Папа Римский», «Опоздавшая молодёжь», «Весёлый ветер», «Спать» и другие — вошли в альбомы проекта «Коммунизм» в другой обработке. Эти же песни исполнялись Манагером в концертном составе группы «Коммунизм» (2010—2013).
- Во время записи проекта возникает термин «мелодичное мышление» авторства Олега Судакова, символизирующий абстрагированность от опредёлённых рамок музыки и поэзии, создание вульгарного и «зверски необычного» звучания, основанного, вероятно, на традициях русского скоморошества. По мнению Судакова, сочетание аккуратной и красивой мелодии с вульгарным звучанием и создаёт единую музыкальную гармонию[3].
- Песня «На блаженном острове коммунизма» стала одной из визитных карточек Манагера и исполняется им на концертах до сих пор. Также песня вошла в альбом группы «Манагер и Родина» — «На блаженном острове», вышедшем в 2014 году, где данная песня стала заглавной.
Участники записи
- Олег Судаков — вокал, ударные
- Егор Летов — бэк-вокал, гитары, синтезатор, нойз
- Константин Рябинов — бэк-вокал, гитары, саксофон, нойз
- Игорь Жевтун — запись бэк-вокала в композиции «Стачка шахтеров на Кузбассе»
- Аркадий Климкин — запись ударных 1989 года (использована в песнях первого альбома)
Дискография
- 1989 — «Гаубицы лейтенанта Гурубы»
- 1990 — «Арджуна-Драйв»
Напишите отзыв о статье "Цыганята и Я с Ильича"
Примечания
Ссылки
- [www.rockanet.ru/100/99.phtml Информация об альбоме «Гаубицы Лейтенанта Гурубы» в книге «100 магнитоальбомов советского рока»]
Отрывок, характеризующий Цыганята и Я с Ильича
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.
Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
