Чупахин, Тимофей Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тимофей Петрович Чупахин
Дата рождения:

1896(1896)

Дата смерти:

1966(1966)

Страна:

Российская империя Российская империя СССР СССР

Место работы:

Центральный институт авиационного моторостроения (ЦИАМ), Харьковский паровозостроительный завод, Уралмашзавод

Альма-матер:

Московский авиационный институт

Награды и премии:

Чупахин Тимофей Петрович (18961966) — советский конструктор дизельных двигателей, руководитель конструкторского коллектива по созданию и внедрению в производство танкового дизеля В-2, учёный в области двигателестроения, Главный конструктор по двигателестроению. Инженер-полковник (1945 г.). Лауреат Сталинских премий (1941, 1953 г.)





Биография

Окончил техническое училище во Франции. В 1932 году закончил Московский авиационный институт. После окончания института работал в ЦИАМ. В 1937 году направлен в дизельный отдел Харьковского паровозостроительного завода конструктором с целью усиления работы по созданию дизельного двигателя. В 1938 году, после ареста Челпана К. Ф., назначен главным конструктором завода по дизелям. С 1941 года — главный конструктор завода № 76 (г. Свердловск). С 1946 года — на научно-исследовательской работе.

Награды

См. также

Напишите отзыв о статье "Чупахин, Тимофей Петрович"

Литература

  • Е. А. Зубов. Двигатели танков (из истории танкостроения). М.: НТЦ «Информтехника». − 1991, стр.105
  • Военный энциклопедический словарь. М.: Эксмо. − 2007, стр.979


Отрывок, характеризующий Чупахин, Тимофей Петрович

– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.