Шанмеле, Мари

Мадмуазель де Шанмеле́ (фр. Mlle de Champmeslé), также Ля Шанмеле, устар. Шампмесле, урождённая Мари́ Дема́р, (фр. Marie Desmares; 18 февраля 1642, Руан — 15 мая 1698, Париж) — французская актриса, первая исполнительница ролей в трагедиях Жана Расина.

Биография

Родилась в Руане в состоятельной семье (её отец получил в наследство поместье в Нормандии). Её брат, Николя Демар, также был актёром. Рано дебютировала на сцене там же, в Руане. В возрасте 15 лет вышла замуж за актёра Пьера Флёри, однако через несколько лет овдовела. Играла на сцене вместе с Шарлем Шевилле (1642—1701), известным как сир де Шанмеле; они поженились 9 января 1666 года. К 1669 году супруги перебрались в Париж, где играли в театре дю Марэ. Мари дебютировала в роли Венеры в «Празднестве Венеры» Клода Буайе, в следующем году она играла в Бургундском отеле, где имела большой успех в роли Гермионы в «Андромахе» Жана Расина. С этого времени началось её плодотворное сотрудничество с драматургом, который написал для актрисы некоторые из своих лучших трагедий.

В её репертуаре также было множество пьес других драматургов. Так, успех «Ариены и графа Эссекса» (Ariene and Comte d’Essex) Тома Корнеля был во многом обязан её естественной манере игры и умению создать убедительный образ несчастной героини. Кульминацией её актёрского триумфа стала роль Федры в одноимённой трагедии Расина (1677).

Когда Бургундский отель был выбран расформирован для создания на его базе театра Комеди Франсез (основан 26 августа 1680 года), Мари стала одним из первых его пайщиков (была вписана под № 15, вслед за мужем, № 14). Здесь она исполняла главные любовно-трагические роли в течение более чем тридцати лет. Также вместе с вдовой Мольера Армандой Бежар (она же мадам Герен) блистала как комедийная актриса.

Скончалась во время представления трагедии Лагранж-Шанселя «Орест и Пилад». Согласно законам того времени по отношению к актёрам была погребена без отпевания и других христианских обычаев.

В литературе

Жан де Лафонтен посвятил ей свой роман Belphegor, Никола Буало увековечил её в стихах. Упоминается в романе Вольтера «Кандид, или Оптимизм».

• Эта статья (раздел) содержит текст, взятый (переведённый) из одиннадцатого издания энциклопедии «Британника», перешедшего в общественное достояние.

Отрывок, характеризующий Шанмеле, Мари

– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.