Шаоян
Страна | |
---|---|
Статус | |
Входит в |
провинцию Хунань |
Включает |
3 района, 1 городской уезд, 7 уездов, 1 автономный уезд |
Глава городского округа |
Го Гуанвэнь |
Секретарь комитета КПК |
Дун Минцянь |
Население (2010) |
7,071 млн |
Площадь |
20,829.63 км² |
Часовой пояс |
+8 |
Шаоян (кит. трад. 邵阳, упр. 邵陽, пиньинь: Shàoyáng) — городской округ в провинции Хунань КНР.
В окрестностях Шаояна находится крупнейший в провинции лесной массив. Площадь лесных угодий составляет 42,7 % от общей территории, что является рекордным на территории провинции Хунань. Сельскохозяйственная территория Нан Шан, площадью более 9 миллионов гектаров, является крупнейшей в Южном Китае. На ней производится мясная и молочная продукция, которую потребляют жители провинции Хунань.
В городе Шаоян находится Университет Шаояна. Он образовался при слиянии бывшего Педагогического колледжа Шаояна (Shaoyang Normal College) и Высшей школы Шаояна (Shaoyang College).
На территории Шаояна говорят на шоаянском диалекте группы диалектов Сян
В Шаояне происходит действие повести Джастина Хилла The Drink and Dream Teahouse о современном Китае, которая была запрещена цензурой Китая в 2001 году.
Города-побратимы
Городами-побратимами Шаояна является:
Административно-территориальное деление
Городской округ Шаоян делится на 3 района, 1 городской уезд, 7 уездов, 1 автономный уезд:
- Район Бэйта (北塔区)
- Район Дасян (大祥区)
- Район Шуанцин (双清区)
- Городской уезд Уган (武冈市)
- Уезд Дункоу (洞口县)
- Уезд Лунхуэй (隆回县)
- Уезд Синьнин (新宁县)
- Уезд Синьшао (新邵县)
- Уезд Суйнин (绥宁县)
- Уезд Шаодун (邵东县)
- Уезд Шаоян (邵阳县)
- Чэнбу-Мяоский автономный уезд (城步苗族自治县)
Известные люди
- Цзян Тинфу, историк и дипломат
- Вэй Юань, учёный династии Цин
- Цай Э, милитарист
Напишите отзыв о статье "Шаоян"
Ссылки
- [www.shaoyangchina.com Shaoyang, China]
Административное деление провинции Хунань
|
Отрывок, характеризующий Шаоян
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.