Шаста (персонаж)

Шаста (англ. Shasta, позднее Кор Орландский, англ. Cor of Archenland) — вымышленный персонаж «Хроник Нарнии». Он является главным действующим лицом в книге Конь и его мальчик, пятой по времени издания и третьей по хронологии. Он также на короткое время появится в конце Последней битвы, в седьмой и последней книге в серии.

Старший сын и наследник короля Лума Орландского. После смерти отца стал королём Орландии.

Биография

Раннее детство

Кор и его брат близнец Корин родились у короля Луна в Орландии. Кор, родившийся на двадцать минут раньше брата, должен был унаследовать трон отца. Младенцем его отнесли к кентавру-пророку, который предсказал, что однажды мальчику предстоит спасти Орландию от великой опасности. Канцлер короля лорд Бар не желал этого. Он украл Кора и бежал с ним морем из страны. Когда королевские корабли настигли его, лорд Бар спустил в лодку Кора и одного рыцаря и пустил их в море. Рыцарь со временем умер от голода и жажды, но Аслан своим дыханием пригнал лодку к калорменскому берегу, где бедный рыбак Аршиш нашел её и взял ребёнка себе, назвав его Шастой. Шаста вырос у Аршиша в доме, он делал всю работу по дому, а самого рыбака называл отцом.

Возвращение в Орландию

Шасте несладко жилось в доме Аршиша. Рыбак мог накричать на мальчика, если был не в духе, что случалось очень часто. Если в доме бывали гости, Аршиш ставил на стол всё лучшее, а Шасте доставались объедки и он ночевал в стойле с ослом. По словам мальчика, он несколько раз пробовал есть траву, чтобы не остаться голодным, но она ему не понравилась.

Однажды к дому рыбака подъехал тархан и захотел купить мальчика. Пока Аршиш и тархан торговались, Шаста подошёл к коню тархана и обнаружил, что конь умеет разговаривать. Конь Игого рассказал ему о Нарнии и убедил бежать с ним туда, поскольку тархан обмолвился, что, судя по внешнему виду, Шаста – явно уроженец Севера. Мальчик согласился на побег. По пути, спасаясь от льва, беглецы познакомились со знатной девочкой Аравитой и её говорящей лошадью Уин, которые тоже держали путь в Нарнию.

Вместе путники добрались до Ташбаана, калорменской столицы. Нарнийский король Эдмунд, бывший в то время в городе, увидел Шасту, но спутал его с орландским принцем Корином и забрал во дворец. Там Шаста находился, пока не вернулся настоящий Корин и Шаста не смог сбежать прочь из города. Соединившись со своими друзьями и узнав о плане калорменского царевича Рабадаша напасть на Орландию, он преодолел Великую пустыню и доехал до гор. Там путников стал настигать отряд Рабадаша. Друзья бросились к стоящему невдалеке дому Отшельника. Увидев, что за Аравитой гонится огромный лев, Шаста спрыгнул с Игого и кинулся ей на помощь, но лев, нанеся девочке пару ударов, удалился. Беглецы успели укрыться в доме Отшельника, где тот указал Шасте путь к королю Луну.

Оставив друзей у Отшельника, Шаста в одиночку побежал дальше, нашел в лесу короля и сообщил ему о готовящемся нападении. Потом он отстал от свиты короля Луна, свернул в другую сторону и долго ехал в тумане, разговаривая с Асланом, который рассказал ему, как всё время помогал ему в пути. Вскоре мальчик попал в Нарнию, отправил в Кэр-Паравел гонцом оленя Черво предупредить королей и королев о нападении Рабадаша, а сам смог наконец-то отдохнуть. Потом он присоединился к нарнийскому войску, спешащему на помощь королю Луну, и принял участие в битве за Анвард, столицу Орландии.

После боя король Лун объявил, что его сын нашёлся. Кор, узнавший теперь своё настоящее имя, вернулся за своими друзьями. Он предложил Аравите жить во дворце его отца, и она согласилась.

Позже он стал королём, женился на Аравите и долго и мирно правил Орландией, как и его сын Рам Великий.

Личность

Из-за того, что Шаста вырос в Калормене, жестокой стране, опирающейся на рабовладельческие отношения и беспрекословное подчинение старшим, он не получил хорошего воспитания и научился не доверять взрослым. Он чувствовал себя неуютно во время светской беседы Игого и Аравиты и не мог поддержать разговор так, как они. Когда его спутали с Корином и хотели забрать в Нарнию, он даже пожелал, чтобы настоящий Корин не нашелся. Шаста не лишен страха, но этот страх не помешал ему выполнить его предназначение и спасти Орландию. Несмотря на все свои недостатки, Шаста обладал неким глубинным чувством того, что правильно, как и многие положительные герои серии. Он бросился на помощь Аравите чуть ли не в лапы льва и безоговорочно продолжил поиски короля Луна пешком, оставив лошадей у Отшельника. Мальчик не хотел отнимать у Корина трон и становиться королем, но ему пришлось наследовать трон по праву старшего.

Интересные факты

• Cor переводится с латыни как сердце.
• Связь Шасты с лошадьми и его брата-близнеца Корина с кулачным боем отсылает к спартанским братьям Кастору и Полидевку из древнегреческой мифологии.
• Как и Льюис, Шаста лишился матери в детстве и имел сложные отношения с отцом, если говорить о его приемном отце Аршише.

Литература

• Ford, Paul (2005), written at SanFrancisco, Companion to Narnia, Revised Edition, Harper, ISBN 0-06-079127-6
• Lewis, C. S. (1954), written at London, The Horse and His Boy, Geoffrey Bles
• Lewis, C. S. (1956), written at London, The Last Battle, Geoffrey Bles
• Markos, Louis (2000), written at Chantilly, VA, The Life and Writings of C. S. Lewis (audio course), Lecture 10: Journeys of Faith-The Chronicles of Narnia II, The Teaching Company, ISBN 1-56585-316-4
• Schakel, Peter J. (1979), written at Grand Rapids, Reading With the Heart: The Way into Narnia, William B. Eerdmans, ISBN 0-8028-1814-5

Отрывок, характеризующий Шаста (персонаж)

Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.