Шафрова-Марутаева, Марина Александровна

Марина Александровна Шафрова-Марутаева
Имя при рождении:	Марина Александровна Шафрова
Род деятельности:	деятельница движения Сопротивления в Бельгии
Дата рождения:	30 марта 1908(1908-03-30)
Место рождения:	Ревель, Эстляндская губерния, Российская империя
Подданство:	Бельгия Бельгия
Дата смерти:	31 января 1942(1942-01-31) (33 года)
Место смерти:	Кёльн, Третий Рейх
Отец:	Александр Александрович Шафров
Мать:	Людмила Павловна Шафрова (Дешевова)
Супруг:	Юрий Николаевич Марутаев
Дети:	Никита, Вадим
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Марина Александровна Шафрова-Марутаева (30 марта 1908, Ревель — 31 января 1942, Кёльн) — русская деятельница движения Сопротивления в Бельгии, за свою храбрость получила прозвище «бельгийская Жанна д’Арк».

Биография

Родилась 30 марта 1908 года в Ревеле в семье капитана I ранга Александра Александровича Шафрова, участника обороны Порт-Артура в годы русско-японской войны и Гражданской войны в России, и сестры милосердия Людмилы Павловны Шафровой (в девичестве Дешевовой). В раннем возрасте вместе со своими родителями переехала сначала в независимую Эстонию, а потом в Бельгию. Марина проживала в Брюсселе, выйдя замуж за эмигранта Юрия Николаевича Марутаева и получив двойную фамилию. У Марины в браке родились сыновья Никита и Вадим.

В 1939 году Марина вместе с семьёй подала документы в посольство СССР в Бельгии с просьбой о предоставлении гражданства, однако все планы нарушила начавшаяся Вторая мировая война. В мае 1940 года Бельгия была оккупирована, и было сформировано оккупационное правительство во главе с генералом Александром фон Фалькенхаузеном. Марина и её муж Юрий вступили в движение Сопротивления, начав вооружённую борьбу против немецких оккупантов. Несмотря на то что большая часть деятелей Сопротивления действовала с промедлением и не шла на открытые столкновения, Марина приняла решение бороться изо всех сил против оккупантов. Она сумела каким-то образом сохранить у себя радиоприёмник, за хранение которых немецкая администрация расстреливала немедленно — с его помощью она прослушивала сводки Совинформбюро в начале Великой Отечественной войны, переводила их на французский при помощи единомышленников, размножала на пишущей машинке и расклеивала их на стенах домов Брюсселя с заголовком «Говорит Москва». Марина была связной командира корпуса бельгийских партизан, начав выполнять ответственные задачи командования, в число которых входили разнообразные диверсии в Брюсселе и провинции Брабант: она разбрасывала на автострадах металлические шипы, гнутые гвозди, битое стекло, изготовляла взрыватели и поджигала немецкие бензоцистерны. В августе 1941 года Марина начала действовать самостоятельно, установив ряд заграждений на дорогах Брабант-Валлонии и напав на двух немецких мотоциклистов.

8 декабря 1941 года Марина совершила один из самых известных актов возмездия в движении Сопротивления: вечером в центре Брюсселя на площади Порт-де-Намюр перед зданием военной комендатуры она бросилась с ножом на заместителя германского военного коменданта майора Крюге и зарезала его на месте. Воспользовавшись паникой среди полицаев, Марина вскочила в трамвай и скрылась. Свой поступок она утаила даже от семьи.

Сначала в городе решили, что это было дело рук заброшенных английских диверсантов, однако затем стало ясно, что покушение было спланировано бельгийцами. Немцы были взбешены подобной наглостью горожан и захватили в заложники 60 человек. Комендант города объявил: убийца должен будет явиться 15 декабря к 20:00 с явкой с повинной, иначе все заложники будут расстреляны. О теракте в Бельгии было доложено Гитлеру. Гестаповцы начали массовые обыски в городе. В тот же день Марина, прочитав в газете приказ о явке, вечером созналась мужу в совершённом и решила сдаться. Юрий тщетно отговаривал её от такого шага, однако Марина предпочла сама умереть, чем позволить погибнуть другим невинным. Марина направилась с повинной, однако просто так не сдалась: в многолюдном квартале Брюсселя по пути к комендатуре она забила ножом до смерти капитана вермахта.

Марину арестовали и отправили в тюрьму Сен-Жиль, немедленно освободив заложников. Гитлер оперативно получил новые данные о случившемся. Члены военного рейхсуда Брюсселя с удивлением смотрели на женщину и требовали от неё раскаяться в содеянном, уверяя её в том, что у убитого майора остались трое детей, а сама она также не имела морального права лишать детей отца. Марина на эти вопросы отвечала, что не раскаивается в содеянном и поступала бы так же со всеми врагами. Пока шло разбирательство, партизаны приносили цветы к зданию тюрьмы Сен-Жиля. Суд приговорил её к расстрелу, однако фон Фалькенхаузен отказался утверждать приговор, поскольку боялся народной мести. В итоге Марину отправили в Германию.

Бельгийская королева Елизавета обратилась к фюреру с просьбой помиловать мать двух маленьких детей, однако фюрер, лично наблюдавший за процессом, не захотел никого слушать и, не простив своим подчинённым чрезмерной мягкости, лично утвердил приговор в виде смертной казни через гильотинирование, посчитав расстрел откровенно мягкой мерой. Приговор был приведён в исполнение 31 января 1942 года в Кёльне: перед смертью Марина исповедовалась у священника и заявила:

Я счастлива отдать свою жизнь за Сталина, за советский народ.

Останки Марины немцы скрыли в безвестной могиле, дабы скрыть память о ней и подавить всякую надежду у бельгийцев. Однако уже после войны королева Елизавета приказала найти могилу Шафровой. В 1947 году прах Марины Шафровой был перевезен в Брюссель, где его торжественно похоронили 25 мая 1947 года на центральном брюссельском кладбище Иксель среди 27 могил национальных героев страны.

Бельгийское правительство высоко оценило подвиг Марины Александровны Шафровой-Марутаевой. Её посмертно наградили Боевым крестом с пальмовой ветвью, Рыцарским крестом с пальмовой ветвью, медалью Сопротивления и присвоили звание «Участник движения Сопротивления». Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 мая 1978 года Марина Александровна была посмертно награждена орденом Отечественной войны I степени. В 2006 году Национальный комитет общественных наград Российской Федерации посмертно наградил её орденом Великой Победы.

Память

• В 1982 году на экраны СССР вышел фильм «Где-то плачет иволга», в котором роль Марины Шафровой сыграла Людмила Нильская.
• В январе 2010 года на Александровском подворье в Москве была установлена мемориальная доска Марине Александровне Шафровой-Марутаевой.

Награды

• Боевой крест с пальмовой ветвью
• Рыцарский крест с пальмовой ветвью
• Медаль Сопротивления
• Орден Отечественной войны I степени (Указ Президиума Верховного Совета СССР от 6 мая 1976 года)
• Орден Великой Победы

Литература

• В. Кошута. Обезглавить. Адольф Гитлер. — М.: Терра, 2005. — ISBN 5-275-01269-1
• В. М. Мизин. Снайпер Петрова. — Л.: Лениздат, 1988.

Ссылки

• [www.belgium.mid.ru/press/098_ru.html В Брюсселе почтили память героини бельгийского Сопротивления Марии Шафровой-Марутаевой]  (рус.)
• [www.russianskz.info/russians/page,1,3,4914-oni-proslavili-russkoe-imya-russkie-za-rubezhom-chast-vtoraya.html Они прославили Русское имя… Русские за рубежом (Часть вторая)]  (рус.)
• [www.vladtv.ru/projects/leafing_through_old_calendar/27292/ Листая старый календарь: 11 мая 2012 год]  (рус.)
• [simvol-veri.ru/xp/novie-memorialnie-doski-v-chest-tex-kto-v-izgnanii-proslavil-imya-rossiya.html Новые мемориальные доски в честь тех, кто в изгнании прославил имя РОССИЯ]  (рус.)
• [worldwar2blog.ru/russkaya-geroinya-belgijskogo-soprotivleniya.html Русская героиня Бельгийского сопротивления]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Шафрова-Марутаева, Марина Александровна

– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.