Штукен, Эдуард

Эдуард Штукен
Eduard Stucken
Третий слеа Эдуард Штукен
Дата рождения:	18 марта 1865(1865-03-18)
Место рождения:	Москва
Дата смерти:	8 марта 1936(1936-03-08) (70 лет)
Место смерти:	Берлин
Гражданство:	Германия
Род деятельности:	писатель

Эдуард Штукен (нем. Eduard Stucken; 18 марта 1865, Москва — 8 марта 1936, Берлин) — немецкий писатель.

Родился в семье коммерсантов. Окончил гимназию в Дрездене, в 1882—1884 гг. изучал торговое дело в Бремене. Затем отказался от предпринимательской карьеры и обратился к изучению истории искусств, особенно египтологии и ассирологии; предпринял ряд путешествий в страны Средиземноморья. В 1891 г. обосновался в Берлине и занялся сочинительством. Штукену принадлежит значительное количество романов, многие из которых так или иначе связаны с историей и мифологией Ближнего Востока. Наибольший успех выпал на долю четырёхтомного романа «Белые боги» (нем. Die weißen Götter; 1918—1922), действие которого происходит в государстве ацтеков. Штукен также сочинял стихи и пьесы.

В 1933 году на текст баллады Эдуарда Штукена, излагающей эпизод из «Истории» Геродота, Франц Шрекер написал произведение для чтеца и симфонического оркестра «Жена Интаферна».

Отрывок, характеризующий Штукен, Эдуард

– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.