Эдан, Клебер

Клебер Эдан
Kléber Haedens
Дата рождения:	11 декабря 1913(1913-12-11)
Место рождения:	Франция
Дата смерти:	13 августа 1976(1976-08-13) (62 года)
Место смерти:	Франция
Гражданство:	Франция Франция
Род деятельности:	прозаик, эссеист, литературный критик
Язык произведений:	французский

Клебер Эдан (11 декабря 1913 года, Экердревиль-Энневиль, Франция — 13 августа 1976 года, Орвиль (Верхняя Гаронна), Франция) — французский писатель, журналист и литературный критик.

Биография

Клебер Эдан родился в семье офицера-артиллериста. Закончил Национальное военное училище в Ла-Флёше, учился в Высшей коммерческой школе в Бордо, затем стал работать в области журналистики.

Будучи в 1930-х годах членом монархической политической организации «Аксьон франсез», он сотрудничал со многими изданиями, среди которых Aux Écoutes, Je suis partout, L’Insurgé (вместе с Морисом Бланшо, Жаном-Пьером Максанс и Тьерри Мольнье), Combat (официальный орган французского ополчения во время Второй мировой войны) и ежедневной газете L’Action française (вёл спортивную и литературную рубрики). В 1937 году получил Премию Каза за роман «Школа родителей».

Уехав во время немецкой оккупации в Лион, он, как и Мишель Деон, стал личным секретарём Шарля Морра. Позднее сотрудничал с журналами L’Action française Compagnons (орган движения «Молодая Франция») и журналом Idées. В 1943 году Эдан опубликовал «Историю французской литературы».

После освобождения Франции он работал у издателя Робера Лаффона и вёл рубрику театральной критики в Aspects de la France — неоморрасианской газете, издание которой восстановил Пьер Бутан. Также писал для Paroles françaises — крайней правой газеты, выходившей во Франции с 1944 года, впоследствии для France Dimanche, Paris-Presse и для газеты Nouveau Candide (с 1961 по 1968 год).

В 1968 году по случаю столетней годовщины со дня рождения Шарля Морра единомышленники Клебера Эдана — Тьерри Мольнье, Марсель Паньоль, Пьер де Бенувилль и другие — организовали комитет, во главе которого встал герцог Антуан де Левис-Мирепуа.

В 1966 году Эдан стал лауреатом Межсоюзной премии, которой награждают писателей-журналистов, за роман «Лето заканчивается под липами», а в 1974 году был награждён Большой премией Французской академии за сочинение «Адиос».

Приятель Антуана Блондэна, Мишеля Деон и Роже Нимье, он принадлежал к литературной группировки Les Hussards («Гусары»).

Был членом жюри Межсоюзной премии. Умер 13 августа 1976 года.

Память

• Именем Клебера Эдана названа литературная премия, которой награждали с 1980 по 1988 год.
• В 1996 году журналист Этьен де Монтети опубликовал биографическую книгу «Привет Клеберу Эдану».
• В 2000 году было основано Общество друзей Клебера Эдана.
• В 2008 году колледж в Ла-Гаренн-Коломбе был назван именем Клебера Эдана, и это вызвало полемику, поскольку писатель был близок к «Аксьон франсез».

Филипп Жувен, мэр города, бывший инициатором наименования и пожелавший раздать «Историю французской литературы» шестиклассникам, в конце концов был вынужден отказаться от этого решения и аннулировал его согласно постановлению Генерального совета департамента О-де-Сен от 6 июля 2009 года, за два месяца до открытия этого нового колледжа.

Вследствие этого дела в декабре 2009 года кружок сторонников «Аксьон франсез» постановил взять себе название «Кружок Клебера Эдана». Он имеет свою территорию в О-де-Сен.

Факт

В 1947 году Саша Гитри и Рене Бенжамен, члены Гонкуровской академии, наградили Клебера Эдана так называемой Гонкуровско-гонкуровской («Goncourt hors Goncourt») премией — альтернативной премией за книгу Salut au Kentucky («Привет, Кентукки»). Официальную премию получил Жан-Луи Кюртис.

Библиография

• Étienne de Montety, Salut à Kléber Haedens, Paris, Grasset & Fasquelle, 1997.
• Antonin Guyader, La revue idées, 1941—1944: des non-conformistes en révolution nationale, L’Harmattan, 2006, ISBN 2-295-01036-5. 9782296010383.

Отрывок, характеризующий Эдан, Клебер

– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.