Экваториальная конфедерация
Экваториальная конфедерация (порт. Confederação do Equador) — непризнанное государство, существовавшее в течение очень недолгого времени (2 августа 1824 — 9 ноября 1824), провозглашённое в Северо-восточном регионе Бразилии в период борьбы за независимость Бразилии от Португалии. Создание государства явилось результатом сепаратистского движения под руководством богатых землевладельцев, которые выступали против первых реформ императора Бразильской империи Педру I. Первыми штатами, основавшие конфедерацию, были Пернамбуку и Сеара, к которым позднее присоединились ещё три провинции Северо-восточного региона. Конфедерация была разгромлена бразильскими войсками под командованием контр-адмирала Томаса Кокрейна и прекратила существование через несколько месяцев после провозглашения[1].
Содержание
Предпосылки
Восстание на Северо-Востоке последовало за меньшим по масштабам восстанием в Пернамбуку, произошедшим пятью годами ранее. Корни конфликта с центральным правительством можно проследить от ликвидации Учредительного собрания доном Педру, который считал, что это учреждение подвергает опасности его право управлять страной по своему усмотрению. Вскоре члены собрания, его советник Жозе Бонифацио ди Андраде и Силва и братья императора, написали проект конституции, которая ограничивала власть монарха, делая его главой законодательной и судебной власти, подобно президенту США. Они хотели, чтобы император подписал проект без обсуждения, но дон Педру отказался это сделать. Солдаты окружили собрание и разогнали их по его приказу. После этого он утвердил новую конституцию, построенную по примеру португальской конституции 1822 года и французской 1814 года. Она устанавливала непрямые выборы и создавала три традиционных ветви власти плюс четвертую, так называемую «сдерживающую власть» (Poder Moderador) императора. Император получал полномочия назначать судей и объявлять чрезвычайное положение, распускать парламент и кабинет министров. Он также имел полномочия заключения международных договоров и их ратификации. Конституция Педру была либеральнее по правам человека, правам собственности и религиозной терпимости, чем конституция Собрания, но приводила к большей концентрации власти в руках императора[2].
Перед получением независимости северная Бразилия входила в состав вице-королевства Гран-Пара-Мараньян, отделённого от вице-королевства Бразилия на юге. Дон Педру объединил оба вице-королевства в рамках одной империи. Однако Север был исторически сильнее настроен против отделения от Португалии и боролся за сохранение подчинения Португалии, хотя и потерпел поражение в борьбе против дона Педру. Конфедерация, таким образом, стала второй попыткой обретения независимости от императорского правительства в Рио-де-Жанейро.
Как разгром роялистского движения после отделения Бразилии от Португалии, так и подавление Конфедерации были осуществлены вооружёнными силами Бразильской империи под командованием контр-адмирала Томаса Кокрейна при поддержке англофилов и масонов.
Восстание
Считается, что действия дона Педру, упомянутые выше, спровоцировали революционное движение. Его участники, которые называли себя «патриотами Пернамбуку», отказались выполнять приказы императора и считали себя защитниками народной воли. Движение быстро набирало силу, отвергая полномочия центрального правительства, и переросло в народные выступления на улицах Ресифи, в которых принимали участие и некоторые иностранцы.
Восстание, известное как «антилузитанское», избрало своим лидером Мануэла ди Карвалью, который активно участвовал в Пернамбуканской революции 1817 года и который после его поражения отправился в изгнание в США. 2 июня 1824 года Карвалью провозгласил Конфедерацию, имея амбиции объединить все провинции региона Гран-Пара-Мараньян.
Последствия
Когда Педру I отправил войска на Северо-восток, три провинции отпали от конфедерации уже в сентябре этого года. Провинция Сеара удержалась до ноября, а последняя твердыня Конфедерации в сертанах была захвачена в декабре.
Некоторые из лидеров восстания были приговорены военным трибуналом к смертной казни. Одной известной казнью была казнь брата Канеко, идейного и религиозного наставника Конфедерации, в которого некоторые солдаты отказались стрелять. Однако вскоре после этого приговор был приведён в исполнение в 1825 году.
Флаг
Считается, что флаг государства представлял собой голубое поле с гербом сепаратистской республики. Этот герб состоял из квадратного жёлтого «щита», окруженного ветвями сахарного тростника и хлопчатника. На голубом фоне находился белый круг со словами «Religião, Independência, União, Liberdade» (порт. религия, независимость, единство, свобода), отделённый квадратными связками плетей, фасциями, жезлами ликторов Римской империи. В центре белого круга находился голубой круг меньшего размера, разделённый горизонтальной белой полосой с красным крестом. Четыре белых звезды закрывали фланги нижнюю ручку креста, две из них были расположены выше белой полосы и две ниже. Ещё девять белых звезд было расположено в полукруге внизу голубого круга. Над верхушкой жёлтого поля находилась красная рука с всевидящим оком на фоне пальмы, окружённая ещё четырьмя звездами. В верхней части флага находилась лента со словом Confederação (конфедерация)[3].
Напишите отзыв о статье "Экваториальная конфедерация"
Примечания
- ↑ [www.multirio.rj.gov.br/historia/modulo02/confed_equador.html A Confederação do Equador], Brazil From multirio.rj.gov.br. Retrieved June 28, 2006.
- ↑ [www.onwar.com/aced/nation/bat/brazil/fconfedequator1824.htm Confederation of the Equator] From onwar.com. Retrieved June 28, 2006.
- ↑ [www.crwflags.com/fotw/flags/br_coneq.html Flag of the Confederation of the Equator] From crwflags.com. Retrieved June 28, 2006.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Экваториальная конфедерация
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
