Эскимосские названия снега

Широко распространено утверждение о том, что в эскимосских языках имеется необычайно большое количество слов для обозначения снега. Впервые подобная мысль озвучена Францем Боасом, при описании влияния языков на восприятие мира их носителей. «Эскимосские названия снега» часто используются в качестве клише, иллюстрирующего эту концепцию. Тем не менее, в эскимосско-алеутских языках для обозначения твёрдого состояния воды (снега и льда) используется примерно столько же корней, сколько и в английском языке; при этом морфология эскимосско-алеутских языков позволяет более свободное словообразование.

Роль морфологии

При подсчёте слов очень важно определение терминов «слово» и «корень слова». Первое исследование истинности вышеуказанного утверждения было проведено в 1986 году лингвисткой Лорой Мартин; она изучила его историю и пришла к заключению, что вопрос о количестве слов для снега лишь отвлёк внимание от серьёзных научных работ, посвящённых гипотезе лингвистической относительности. Затем вышло полемическое, наполненное юмором эссе Джеффри Пуллема, позже оказавшее большое влияние на исследования «снежного» вопроса. Оно повторяло критику Мартин, а сам миф назван там «великим эскимосским словарным обманом» (англ. Great Eskimo Vocabulary Hoax). Пуллем утверждал, что сходство количества корней слов, означающих снег, в эскимосских и английском доказывает отсутствие различий в объёме лексики со значением снега.

Другие специалисты-эскимосоведы защищают выводы работы Боаса и его полевые исследования инуитов Баффиновой земли.

В языках инуитской и юпикской групп понятия, выражаемые в английском и многих других языках целыми предложениями, часто обозначаются одним словом с большим количеством аффиксов. Из любого корня можно создать очень большое количество слов, а в переводе на другие языки эти слова будут превращаться в словосочетания. В целом можно сказать, что нет смысла сравнивать количество слов в языках со столь различными стратегиями словообразования. Люди, живущие в условиях, где снег или, к примеру, трава, играет важную роль, лучше различают их разновидности и более точно их описывают. Однако из этого не следует, что в языках других культур, где люди видят снег или траву так же часто, но используют другую лексику, имеется меньше слов для описания снега или травы, если те же понятия можно передать словосочетаниями вместо добавления морфем. Иначе говоря, носители английского языка, живущие на Аляске, смогут идентифицировать и назвать не меньше видов снега, чем аборигены.

Критика

Оппоненты теории «обмана» утверждают, что Боас, живший среди населения Баффиновой земли, учёл полисинтетическую природу инуитских языков и посчитал только слова, «обозначающие осмысленные различия».

Аналогичные примеры

Исследование, посвящённое саамским языкам Норвегии, Швеции и Финляндии, содержит заключение о том, что в них имеется около 180 слов, относящихся к снегу и льду, а также до тысячи слов для обозначения оленей. Другое исследование, посвящённое конноспортивной лексике в киргизском языке выявило более десяти определений для наименования возрастных групп лошадей.

Происхождение

Первое утверждение о том, что в инуитских языках имеется множество слов для обозначения снега, находится во вступлении к «Руководству по американским индейским языкам» (англ. Handbook of American Indian languages, 1911 год) авторства Франца Боаса. Там говорится:

Если снова обратиться к английскому языку, то мы обнаружим, что концепция ВОДЫ выражена в огромном многообразии форм: одно слово служит для выражения ЖИДКОЙ воды; другое — скопления большого количества воды (ОЗЕРО); иные, к примеру, текущий большой (РЕКА) или малый (РУЧЕЙ) объём воды; несколько терминов выражают воду в виде ДОЖДЯ, РОСЫ, ВОЛНЫ и ПЕНЫ. Легко представить, что такой набор смыслов, каждый из которых выражен отдельным термином в английском языке, может быть выражен в других языках формами одного слова. Другой пример подобного рода — слова для обозначения СНЕГА у эскимосов. Здесь мы видим одно слово, aput, выражающее ЛЕЖАЩИЙ СНЕГ; другой — qana — ПАДАЮЩИЙ СНЕГ; третий — piqsirpoq — ПЕРЕМЕЩАЮЩИЙСЯ СНЕГ, ПОЗЁМКУ; четвёртый — qimuqsuq — МЕТЕЛЬ.

Оригинальный текст (англ.)  

To take again the example of English, we find that the idea of WATER is expressed in a great variety of forms: one term serves to express water as a LIQUID; another one, water in the form of a large expanse (LAKE); others, water as running in a large body or in a small body (RIVER and BROOK); still other terms express water in the form of RAIN, DEW, WAVE, and FOAM. It is perfectly conceivable that this variety of ideas, each of which is expressed by a single independent term in English, might be expressed in other languages by derivations from the same term. Another example of the same kind, the words for SNOW in Eskimo, may be given. Here we find one word, aput, expressing SNOW ON THE GROUND; another one, qana, FALLING SNOW; a third one, piqsirpoq, DRIFTING SNOW; and a fourth one, qimuqsuq, A SNOWDRIFT.

— Handbook of American Indian languages, с. 25—26

Этот фрагмент был также использован в книге «Разум первобытного человека».

Принципиален морфологический вопрос о причинах возникновения отдельных слов — например, озеро, река, ручей вместо «водоместо», «водобыстро» и «водомедленно». В английском языке более одного слова для обозначения снега, но, возможно, Боас хотел показать связь отличий в культуре и отличий в языке.

Согласно гипотезе лингвистической относительности, разработанной американским лингвистом-любителем Бенджамином Ли Уорфом при поддержке известного лингвиста-этнолога Эдуарда Сепира, язык, на котором мы говорим, влияет на нашу картину мира и одновременно отражает её. Данная идея лежит в основе общей семантики. В популярной статье 1940 года Уорф сослался на эскимосские названия снега:

У нас, англоговорящих, одно слово для падающего снега, лежащего снега, уплотнённого снега, талого снега, гонимого ветром снега — в любой ситуации. Для эскимоса подобное общее слово почти немыслимо.

Оригинальный текст (англ.)  

We [English speakers] have the same word for falling snow, snow on the ground, snow hard packed like ice, slushy snow, wind-driven snow -- whatever the situation may be. To an Eskimo, this all-inclusive word would be almost unthinkable...

Более поздние авторы, Роджер Браун в работе «Слова и вещи» (англ. Words and things) и Кэрол Истмен (англ. Carol Eastman) в работе «Аспекты языка и культуры» (англ. Aspects of Language and Culture), завысили количество слов: к 1978 году количество «слов для снега» достигло 50, а 9 февраля 1984 года неподписанная передовица в The New York Times говорила о сотне.

Определение «эскимосского языка»

Не существует единого «эскимосского языка». Есть несколько культур, которые называют «эскимосскими», и языки, принадлежащие к эскимосско-алеутской языковой семье. В них может быть больше или меньше слов для обозначения «снега» и, что важнее, слов, которыми обозначают снег.

В праэскимосско-алеутском языке реконструируют три корня со значением «снег»: *qaniɣ «падающий снег», *aniɣu «упавший снег» и *apun «снег на земле». Эти три корня встречаются во всех инуитских языках и диалектах, кроме западногренландского, где нет аналога aniɣu.

См. также

• Типы снега
• 50 Words for Snow

Дополнительная литература

• Martin, Laura (1986). «Eskimo Words for Snow: A case study in the genesis and decay of an anthropological example». American Anthropologist 88 (2), 418-23. [ldc.upenn.edu/myl/llog/LauraMartinEskimoSnowWords.pdf]
• Pullum, Geoffrey K. (1991). The Great Eskimo Vocabulary Hoax and other Irreverent Essays on the Study of Language. University of Chicago Press. [www.press.uchicago.edu/presssite/metadata.epl?mode=synopsis&bookkey=59325]
• Spencer Andrew. Morphological theory. — Blackwell Publishers Inc, 1991. — P. 38. — ISBN 0-631-16144-9.
• Kaplan, Larry (2003). Inuit Snow Terms: How Many and What Does It Mean?. In: Building Capacity in Arctic Societies: Dynamics and shifting perspectives. Proceedings from the 2nd IPSSAS Seminar. Iqaluit, Nunavut, Canada: May 26-June 6, 2003, ed. by François Trudel. Montreal: CIÉRA—Faculté des sciences sociales Université Laval. [www.uaf.edu/anlc/snow/]
• Cichocki, Piotr and Marcin Kilarski (2010). «On 'Eskimo Words for Snow': The life cycle of a linguistic misconception». Historiographia Linguistica 37 (3), 341—377. [www.ingentaconnect.com/content/jbp/hl/2010/00000037/00000003/art00003]
• Krupnik, Igor and Müller-Wille, Ludger (2010). Franz Boas and Inuktitut Terminology for Ice and Snow: From the Emergence of the Field to the «Great Eskimo Vocabulary Hoax», chapter in SIKU: Knowing Our Ice; Documenting Inuit Sea Ice Knowledge and Use, Springer Verlag, 2010, ISBN 978-90-481-8586-3.
• Robson, David (2012). Are there really 50 Eskimo words for snow?, New Scientist no. 2896, 72-73. [www.newscientist.com/article/mg21628962.800-are-there-really-50-eskimo-words-for-snow.html]

Ссылки

• [itre.cis.upenn.edu/~myl/languagelog/archives/000405.html Объяснение Пуллема] в Language Log
• [www.derose.net/steve/guides/snowwords/index.html «Eskimo» words for snow] — Стивен Дероуз (Steven DeRose), включает списки английских слов
• [www.linguistlist.org/issues/5/5-1239.html#3 Снежные лексемы в юпикском] ([www.ecst.csuchico.edu/~atman/Misc/eskimo-snow-words.html копия])
• [tafkac.org/language/eskimo_words_for_snow_derby.html Множество эскимосских слов для снега]
• [nmnh.typepad.com/rogers_archaeology_lab/2013/03/seaicekrupnik.html Более 100 инуитских слов для обозначения морского льда] — Игорь Крупник.

Отрывок, характеризующий Эскимосские названия снега

Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…