Ярославский завод резиновых технических изделий

Поделись знанием:
(перенаправлено с «ЯЗРТИ»)
Перейти к: навигация, поиск
Ярославский завод резиновых технических изделий
(ЯЗРТИ)
Тип

открытое акционерное общество

Год основания

1932

Прежние названия

до 1945Ярославский подошвенный завод

Расположение

150003 г. Ярославль, ул. Советская, 81а

Ключевые фигуры

Сергеев Павел Николаевич (генеральный директор)

Отрасль

резино-асбестовая промышленность

Продукция

резиновые изделия

Число работников

1300 человек

Сайт

[www.yarti.ru/ yarti.ru]

Координаты: 57°38′40″ с. ш. 39°52′19″ в. д. / 57.644467° с. ш. 39.871807° в. д. / 57.644467; 39.871807 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=57.644467&mlon=39.871807&zoom=16 (O)] (Я)К:Предприятия, основанные в 1932 году

Ярославский завод резиновых технических изделий (ЯЗРТИ) — предприятие в Ярославле, поставляющее резиновые изделия для автомобильной промышленности, сельского хозяйства, авиации, флота, медицины, строительного комплекса, а также народного потребления. Объём производства составляет десятки миллионов рублей в месяц. Занято около 1300 человек.



История

Строительство Ярославского подошвенного завода в составе Резино-асбестового комбината началось в 1930 году. 19 сентября 1932 года была сварена первая пара подошв. До конца года было выпущено 14,5 миллионов подошв. Долгое время это было крупнейшее в Европе предприятие такого типа; его проектная мощность составляла 75 миллионов пар подошв в год. В 1930-е годы помимо подошв завод выпускал резиновые кольца для железнодорожных тормозов, пожарных рукавов, муфты, кольца асбоцементных труб и др. — всего 97 наименований изделий для 300 предприятий. В 1941 году Резино-асбестовый комбинат был расформирован и предприятие стало самостоятельным.

На фронтах Великой Отечественной войны сражались 1082 работника завода. Предприятие в эти годы выпускало необходимые Красной Армии и оборонной промышленности резиновые изделия и средства противохимической защиты. В марте 1945 года за успешное выполнение заданий Государственного комитета обороны большая группа работников была награждена.

29 ноября 1945 года завод получил современное название. Стало производится больше продукции для автотракторной промышленности, железнодорожного транспорта, сельского хозяйства и других отраслей. В конце 1948 года в состав завода в качестве цеха включён Регенераторный завод, ранее также входивший в Резино-асбестовый комбинат.

В 1950-е годы заработали цех № 3, затем участок обработки изделий. К 1959 году производство продукции было увеличено до 3 тысяч тонн. Выпускалось 3200 наименований изделий для 4200 предприятий СССР и 15 зарубежных стран. Специалисты ЯЗРТИ консультировали при строительстве заводов в Балаково и Саранске, при освоении оборудования и технологий на многих предприятиях отрасли страны.

В 1961 году в состав завода в качестве цеха вошёл завод резиновых изделий № 3; заработал цех № 2. В 1960—1970 годы ежегодно внедрялось в производство около 700 видов изделий. В начале 1970-х годов шла модернизация оборудования. Помимо обычных выпускались специальные резины, использовавшиеся, например, при строительства Братской ГЭС, Останкинской телебашни, Дворца съездов. В 1970-е годы на предприятии было более 3600 рабочих и 700 инженерно-технических работников и служащих. С 1950 года внедрено более 11 тысяч рационализаторских предложений сэкономивших 867 миллионов рублей; 31 работник награждён медалями ВДНХ.

В 1975 году мощности ЯЗРТИ стали переносить на Ярославрезинотехнику, что отрицательно сказалось на развитии производства. Во второй половине 1970-х — 1980-е годы практически не было модернизации.

В 1990-е годы первый и третий цеха и цех химзащиты были сокращены, закрылся цех № 5, введена трёхдневная рабочая неделя, в два раза сокращён коллектив. Исчез оборонный заказ, были нарушены многие хозяйственные связи.

В 2000-е годы началась модернизация и оптимизация производства.

Продукция

Напишите отзыв о статье "Ярославский завод резиновых технических изделий"

Ссылки

  • [www.yarti.ru/ Официальный сайт]

Отрывок, характеризующий Ярославский завод резиновых технических изделий

Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.