Я купил мотоцикл-вампир
| Я купил мотоцикл-вампир | |
| I Bought a Vampire Motorcycle | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр |
Дирк Кэмпбелл |
| Продюсер |
Джим Аллан |
| Автор сценария |
Майкл Миллер |
| В главных ролях |
Нейл Морриси |
| Оператор |
Том Ингл |
| Композитор |
Дин Фридман |
| Длительность |
101 мин |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Я купил мотоцикл-вампир» (англ. I Bought a Vampire Motorcycle ) — фильм ужасов-чёрная комедия 1990 года с Нейлом Морриси и Амандой Ноар в главных ролях.
Содержание
Тэглайн фильма
The Sun: Just as silly as it sounds but twice as funny.
Сюжет
Поздней глухой ночью, в полнолуние, на заброшенном кладбище автомобилей, байкер-оккультист вызывает злого духа. В этот момент конкурирующая банда убивает его. Умирающий оккультист поливает кровью бензобак своего мотоцикла и злой дух вселяется в механического коня. Байку кровь нравится значительно больше, чем бензин.
Через некоторое время мотоцикл покупает молодой человек из Бирмингема по имени Нодди и приводит его в рабочее состояние. Вскоре вокруг него начинают происходить загадочные убийства, в результате которых жертвы оказываются без голов. Оказывается, байк показывает свою истинную природу, начнет мстить банде байкеров и убивать всех, кто будет вставать у него на пути. Мотоцикл работает только по ночам и питается кровью своих седоков.
Фильм отличается крайне низким художественным вкусом, что не мешает просмотру. Пародия на арсенал фильмов ужасов и фильмов про байкеров того времени, относится к категории низкобюджетных фильмов.
В ролях
- Нейл Морриси — Нодди
- Аманда Ноар — Ким
- Майкл Элфик — инспектор Клевер
- Энтони Даниэлся — священник
- Эндрю Пауэлл — «Ёжик»
Цитаты
- Байкер: Хочешь, покажу тебе свой агрегат? Ким: Я не взяла с собой микроскоп.
- Нодди: она (откушенная нога полицейского) была здесь! Священник: полагаю, она ушла.
См. также
Напишите отзыв о статье "Я купил мотоцикл-вампир"
Ссылки
- [www.imdb.com/title/tt0097550/ I Bought a Vampire Motorcycle]
Отрывок, характеризующий Я купил мотоцикл-вампир
В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
