Dio vi salvi Regina

Dio vi salvi Regina — религиозный гимн Богородице, ставший национальным гимном Корсиканской республики в 1735–1769 году. По-прежнему исполняется во время общественных собраний, спортивных мероприятий или семейных праздников корсиканцев. Используется в качестве гимна корсиканскими националистами.

Изначально был сочинён иезуитом Франческо де Джеронимо в период между 1676 и 1681 годом. 30 января 1735 года на собрании в монастыре Орецца был адаптирован как национальный гимн Корсики, провозгласившей свою независимость от Генуэзской республики. Корсиканцы добавили к оригинальному тексту на итальянском ещё один куплет на корсиканском языке с прошением о победе над врагами острова.

Слова гимна

Оригинальный текст	Перевод на корсиканский	Смысловой перевод на французский
Dio vi salvi, Regina Dio vi salvi, Regina E Madre universale, Per cui favor si sale Al paradiso. Per cui favor si sale Al paradiso. Voi siete gioia e riso Di tutti i sconsolati, Di tutti i tribolati Unica speme. Di tutti i tribolati Unica speme. A voi sospira e geme Il nostro afflitto cuore In un mar di dolore E d'amarezza. In un mar di dolore E d'amarezza. Maria, mar di dolcezza, I vostri occhi pietosi, Materni ed amorosi, A noi volgete. Materni ed amorosi, A noi volgete. Noi miseri accogliete Nel vostro santo velo. Il vostro figlio in cielo, A noi mostrate. Il vostro figlio in cielo, A noi mostrate. Gradite ed ascoltate, O Vergine Maria, Dolce, clemente e pia, Gli affetti nostri. Dolce, clemente e pia, Gli affetti nostri. Voi dai nemici nostri, À noi date vittoria È poi l'eterna gloria In paradisu. È poi l'eterna gloria In paradisu.	Dìu vi salvi, Regina Dìu vi salvi, Regina È Matre universale, Per qual favor si sallì À u paradisu. Per qual favor si sallì À u paradisu. Voi site gioia è risu Di tutti i scunsulati, Di tutti i tribulati L'ùnica speme. Di tutti i tribulati L'ùnica speme. À voi suspira è geme Lu nostru afflittu core In un mar di dulore È d'amarezza. In un mar di dulore È d'amarezza. Marìa, mar di dulcezza, Li vostri ochji pietosi, Materni ed amurosi, À noi vulghjite. Materni ed amurosi, À noi vulghjite. Noi mìseri accuglite Ind'u vostru santu velu. Lu vostru figliu in celu, À noi mustrate. Lu vostru figliu in celu, À noi mustrate. Gradite ed ascultate, O Vèrghjina Marìa, Dolce, clemente è pìa, L'affetti nostri. Dolce, clemente è pìa, L'affetti nostri. Voi dai nemici nostri, À noi date vittoria È poi l'eterna gloria In paradisu. È poi l'eterna gloria In paradisu.	Que Dieu vous garde Reine Que Dieu vous garde, Reine Et Mère universelle Par qui on s'élève Jusqu'au paradis. Par qui on s'élève Jusqu'au paradis. Vous êtes la joie et le rire De tous les attristés, De tous les tourmentés L'unique espérance. De tous les tourmentés L'unique espérance. Vers vous soupire et gémit Notre cœur affligé Dans une mer de douleur Et d'amertume. Dans une mer de douleur Et d'amertume. Marie, mer de douceur, Vos yeux pieux, Maternels et aimants, Tournez-les vers nous. Maternels et aimants, Tournez-les vers nous. Nous, malheureux, accueillez-nous En votre saint voile. Votre fils au ciel, Montrez-le nous. Votre fils au ciel, Montrez-le nous. Acceptez et écoutez, Ô Vierge Marie, Douce, clémente et pieuse, Nos marques d'affection. Douce, clémente et pieuse, Nos marques d'affection. Sur nos ennemis, Donnez-nous la victoire Et l'éternelle gloire Au paradis. Et l'éternelle gloire Au paradis.

Ссылки

Внешние видеофайлы
	[www.youtube.com/watch?v=k_RJxgHrmtk Исполнение «Diu vi Salvi Regina»] перед префектурой Аяччо после победы националистов на региональных выборах

• [fredv.free.fr/mariage/diovisr.html Партитура гимна]

Отрывок, характеризующий Dio vi salvi Regina

– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил: