Генуэзская республика

Генуэзская республика
Repubblica di Genova
← XI век — 1797 →
Флаг Генуи Герб
Республика Генуя на карте Италии в 1796 году
Столица	Генуя
Язык(и)	лигурский, латинский, итальянский
Денежная единица	Генуэзская лира
Дож
- 1339—1344	Симоне Бокканегра
История
-  XI век	Основана
-  1797	Вторжение Франции

К:Исчезли в 1797 году

Наиясне́йшая Генуэ́зская респу́блика (итал. Serenissima Repubblica di Genova, лиг. Repubbrica de Zena) была независимым государством в Лигурии, на северо-западном побережье Апеннинского полуострова. Началом её истории можно считать середину XI века, когда Генуя стала самостоятельным городом-коммуной. Последним годом существования Республики стал 1797, когда туда вторглись французские войска под командованием Наполеона Бонапарта. Генуя вошла в состав Лигурийской республики, которую в 1805 году присоединила к себе Франция. После поражения Наполеона I Республика была провозглашена вновь в 1814 году, однако вскоре была захвачена Сардинским королевством.

Генуэзские колонии

Генуэзская республика имела владения в Средиземноморье и Причерноморье, которые она использовала как торговые пункты. Из них были островами — Корсика, Горгона, Капрая, Кипр, Лесбос, Хиос, Самос, Табарка, материковыми владениями были территории в Крыму (Чембало, Солдайя, Воспоро, Каффа), черноморские города Самсун, Синоп, Самастро и др., города рядом с Константинополем — Галата и Пера. Всё это называлось Генуэзской империей.

Основание

В начале XI века Генуя стала самоуправляемой коммуной в пределах Итальянского королевства. Уже в ранний период своего существования Генуя стала важным торговым центром и уже могла конкурировать с таким городом как Венеция. Она начала своё расширение во время Крестовых походов, предоставив свой флот для перевозок, и захватила несколько территорий на Ближнем Востоке, развернув там активную торговлю.

В XIII веке Генуэзская республика вступила в союз с Никейской империей и помогла ей вернуть Константинополь в 1261 году. Союз позволял Генуе беспрепятственно торговать на огромной территории Византийской империи. В те же годы были захвачены многие острова на Эгейском море. Самым важным был остров Хиос, который был потерян только в 1566 году.

Вскоре Республика продвинула свои торговые интересы на Чёрное и Азовское моря, где она начала контролировать, в частности, многие поселения в Крыму.

В западном Средиземноморье основным конкурентом Генуи была Пиза, которая в итоге была побеждена в морском Мелорийском сражении 1284 года. В результате победы Генуя получила остров Корсику , а позже и контроль над северо-западной Сардинией. В соперничестве между анжуйцами и арагонцами за контроль над Сицилией (после «Сицилийской вечерни» 1283 года) Генуя решила поддержать Королевство Арагон, победившую сторону, что позволило ей быстро влиться в сицилийскую экономику.

Падение

В результате экономического спада Европы в конце XIV века, а также длительной войны с Венецией, которая достигла своего пика в поражении при Кьодже в 1380 году, Генуэзская республика вступила в эпоху упадка. Нарастающая мощь Османской империи сильно ослабила генуэзское влияние в Эгейском море, что более не позволяло ей вести торговлю в Чёрном море.

С 1499 по 1528 год при постоянной французской оккупации республика пришла в крайний упадок. Испанцы с их союзниками из «старого дворянства» укрепились в горах позади Генуи. 30 мая 1522 года они атаковали город и подвергли его беспощадному грабежу. Когда великий адмирал Андреа Дориа из могущественной династии Дориа объединился с императором Карлом V, чтобы изгнать французов из Генуи и восстановить её независимость, у города появились новые перспективы. (Braudel 1984).

Возрождение

Являясь теперь младшим союзником Испанской империи Генуэзская республика начала переживать своё возрождение. В частности, генуэзские банкиры, имевшие своих представителей в Севилье, финансировали многие предприятия Испанской короны. Фернан Бродель даже назвал период между 1557 и 1627 годами «Веком Генуи»: «of a rule that was so discreet and sophisticated that historians for a long time failed to notice it». Несмотря на то, что современный турист проходит мимо блистательных палаццо в стиле маньеризма и барокко, выходящих фасадами на Страда Нова (сейчас Виа Гарибальди) или виа Бальби, ему сложно не заметить, что всё это бросающееся в глаза богатство, которое и не было по сути генуэзским, было сконцентрировано в руках узкого круга банкиров-финансистов, которых теперь принято называть «венчурными капиталистами».

Открытию Генуэзского банковского консорциума предшествовало государственное банкротство Филиппа II в 1557 году, которое повергло немецкие банковские дома в хаос и ознаменовало окончание господства Фуггеров в финансах Испании. Генуэзские банкиры обеспечили громоздкую Габсбургскую систему кредитами и, что не менее важно — постоянным и надёжным доходом. Взамен, менее надёжные поставки американского серебра осуществлялись через Севилью в Геную, пополняя капиталы для будущих высокорисковых предприятий.

Но деятельность генуэзцев не заканчивалась на экономике, например, генуэзский банкир Амброзио Спинола снарядил и возглавил армию в одной из компаний Восьмидесятилетней войны, проходившей в Нидерландах в начале XVII века. Упадок Испании в XVII веке привёл к упадку и Генуи. Частые банкротства испанских королей во многом способствовали разорению значительного числа генуэзских банковских домов.

Конец Республики

Генуя продолжала переживать упадок в XVII веке и в 1768 году была вынуждена продать Корсику Франции. Однако, Генуя всё ещё оставалась богаче Венеции и была важным торговым центром.

В 1742 году последнее владение Генуи на Средиземном море — остров-крепость Табарка — было завоёвано Тунисом. В 1797 году Генуя была оккупирована войсками Первой французской республики под командованием Наполеона Бонапарта, который сверг старую элиту и включил город и все земли в состав Лигурийской республики.

После захвата власти во Франции Наполеоном была принята более консервативная конституция, но история Лигурийской республики была недолгой — в 1805 году её аннексировала Франция и расчленила её территорию на департаменты Апеннины, Генуя и Монтенотте. После разгрома Наполеона I весной 1814 года, местная элита, вдохновлённая британским государственным деятелем Кавендишем, провозгласила восстановление старой Республики, но на Венском конгрессе было решено, что Генуя должна быть отдана Сардинскому королевству. Британские войска подавили Республику в декабре 1814 года и 3 января 1815 года присоединили её к Сардинскому королевству .

См. также

• Генуя
• Список генуэзских дожей
• Генуэзские колонии в Северном Причерноморье
• Венецианская республика
• Пизанская республика
• Колумб, Христофор

Ссылки

• Генуя // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Литература

• Fernand Braudel. The Perspective of the World // Civilization and Capitalism. — 1984. — P. 157-174.
• Will Durant. The Renaissance. MJK Books. New York, 1953. ISBN 1-56731-016-8.
• Fernand Braudel. Civilization and Capitalism. London, 1984.
• Janice Alberti Russell. The Italian community in Tunisia, 1861—1961: a viable minority. Columbia University. Columbia, 1977.

Отрывок, характеризующий Генуэзская республика

Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.