Сицилия

Сицилия итал. и сиц. Sicilia
Зона:	Южная Италия
Административный центр:	Палермо
Провинции:	Агридженто, Кальтаниссетта, Катания, Энна, Мессина, Палермо, Рагуза, Сиракуза, Трапани
Коммуны:	390
Глава:	Розарио Крочетта  с 29 октября 2012
Население:	5 092 732 чел. 4-е место, 31.01.2014
Плотность:	197,15 чел./км²
Площадь:	25 832,39 км² (1-е место)
Часовой пояс:	UTC+1
[www.regione.sicilia.it/ Официальный сайт]

Сици́лия (итал. и сиц. Sicilia [siˈtʃiːlja]) — административная область в Италии площадью 25 711 км² и населением 4 999 932 человек (2013). Включает в себя одноимённый остров, а также прилегающие к нему острова Липарские, Эгадские, Пантеллерия, Устика и Пелагские.

На протяжении большей части своей истории Сицилия имела важное стратегическое значение благодаря выгодному расположению на средиземноморских торговых путях. Остров также известен как часть «Великой Греции». Цицерон описывал Сиракузы как самый большой и самый красивый город Древней Греции. Население острова в I тыс. н. э. превышало 2 млн человек, что делало Сицилию самым плотнонаселённым регионом планеты.

Физико-географическая характеристика

Географическое положение

Сицилия — самая большая по площади область в Италии. Вся его территория состоит из островов, причём 98 % приходится на остров Сицилия, который от материковой Италии отделён Мессинским проливом.

На острове Сицилия расположен действующий вулкан Этна высотой примерно 3329 метров. На этом же острове есть также несколько недействующих вулканов. На близлежащих Липарских островах, расположенных северо-восточнее Сицилии, находится действующий вулкан Стромболи. На острове Сицилия преобладает гористый и холмистый рельеф, имеется несколько горных массивов, крупнейшим из которых являются Сицилийские Апеннины.Плато и равнины составляют всего 14 % от общей территории острова. Береговая линия острова Сицилии, имеющая преимущественно скалистый характер на севере и песчаный — на юге обладает протяженностью около 1000 км. Центральная же часть Сицилии характеризуется холмистым рельефом. Речь идет о так называемой серной возвышенности, высота которой большей частью колеблется между 500 и 700 м. Крупнейшие реки — Сальсо (144 км) и Симето (113 км).

Общая карта

Легенда карты:

	Более 500 000 чел.
	от 100 000 до 500 000 чел.
	от 50 000 до 100 000 чел.
	от 20 000 до 50 000 чел.
	от 10 000 до 20 000 чел.

Палермо

Катания

Мессина

Сиракуза

Агридженто

Кальтаниссетта

Рагуза

Энна

Трапани

Джела

Виттория

Багерия

Мадзара-дель-Валло

Марсала

Ачиреале

Модика

Аугуста

Лентини

Партинико

Карини

Термини-Имерезе

Ликата

Каникатти

Фавара

Шакка

Кастельветрано

Алькамо

Барчеллона-Поццо-ди-Готто

Милаццо

Джарре

Населенные пункты Сицилии

Климат

Климат Сицилии — типично средиземноморский, с жарким летом и короткой мягкой зимой. Количество солнечных часов в среднем достигает 2500 в год в то время, как в континентальной Италии — 2000, а на юге Франции — 1800. Незначительные осадки выпадают преимущественно в зимние месяцы — с октября по март. Максимальная температура регистрируется в июле и августе — в среднем +26 °C , а минимальная от +10 °C до +14 °C — в декабре и феврале. Температура воды колеблется между +16 °C зимой и +27 °C летом.

Дикорастущая растительность соответствует климату. Для пейзажа характерны культурные растения (цитрусовые, виноград, пальмы, кактусы опунция).

История

Доисторический период

Первые следы человека на территории Сицилии относятся к эпохе палеолита.

В эпоху раннего неолита (7000—6000 до н. э.) территория Сицилии была заселена носителями культуры кардиальной керамики. Вплоть до раннеписьменного периода развитие Сицилии происходило синхронно с соседней Мальтой, на них представлены все те же археологические культуры с одинаковыми особенностями (см. доисторическая Мальта), с тем исключением, что на Сицилии не сооружались мегалитические храмы (то есть по отношению к Мальте она могла занимать подчинённое положение). Это также верно, однако, что в Сицилии были найдены небольшие дольмены, датируемые ранней бронзы (2200-1800 до н.э.), после того как мальтийских мегалитических храмов, а также представить на Мальте и которые указывают на вторжение этого небольшого острова сицилийского населения.

Древнейшие известные из письменных древнеримских источников обитатели Сицилии — сиканы, потомки автохтонной археологической культуры Кастеллуччо), а также сикулы и элимцы (пришельцы из Малой Азии из числа «народов моря». Археологический памятник Сицилии доримского периода (XII—VII вв. до н. э.) — некрополь Панталика из более чем 5000 гробниц, вырубленных в скалах, — включён в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.

Античность

Сицилия была колонизирована поселенцами из Карфагена и греками, начиная с VII-го столетия до н. э. На востоке острова они обнаружили сикулов, а на западе — финикийцев. Сикулы вскоре были ассимилированы. Территории, заселённые финикийцами, были присоединены к владениям Карфагена, но его экспансия была надолго остановлена вследствие поражения в битве при Гимере (480 год до н. э.)

Древнейшей греческой колонией на Сицилии считается Наксос, основанный в 734 году до н. э. на восточном побережье у горы Этны. Его основали выходцы из Халкиды на Эвбее и с острова Наксос в Эгейском море. Годом позже (около 735 до н. э.) несколько южнее коринфяне основали Сиракузы (греч. Συράκοσαι, Συράκουσαι, Συρήκουσαι, лат. Syracusae) — наиболее значительную греческую колонию на Сицилии. В 729 году до н. э. основан город Катане (Катания). Около 730—720 годов до н. э. выходцы из Кум и других халкидских городов начали колонизацию Мессинского пролива основав Занклу, позднее названную Мессина.

В ходе Пелопоннесской войны 431—404 годов до н. э. Афины пытались захватить Сицилию, но потерпели неудачу. С V в. до н. э. Карфаген стремился овладеть островом Сицилия. Особенной остроты борьба против карфагенской экспансии достигла при тиранах Сиракуз Дионисии Старшем и Агафокле. Окончательно карфагеняне были вытеснены с острова римлянами во время 1-й Пунической войны 264—241 годов до н. э.

В 241 году до н. э. Сицилия стала первой римской провинцией, житницей Рима. В 241 до н. э. — 440 н. э. Сицилия — римская провинция. Область значительных рабовладельческих латифундий Сицилия — очаг крупнейших .

Средневековье

В эпоху раннего Средневековья Сицилия находилась в руках вандалов (V век н. э.), остготов (VI век), Византии (с 535), арабов — с 888 года. В 948 году на Сицилии образовался полунезависимый эмират; в XI веке Сицилию завоевали нормандцы, создав здесь Сицилийское королевство. Нормандское завоевание сопровождалось массовым притоком романоязычного населения из Франции и Италии, что привело к вытеснению греческого и арабского языков сформировавшимся здесь сицилийским языком. Все завоевания (кроме византийского) способствовали расшатыванию и крушению рабовладельческих и укреплению феодальных отношений.^{[уточнить]} Благодаря выгодному географическому положению Сицилия во время крестовых походов переживала экономический подъём.

В XII—XIII веках Сицилия была частью Сицилийского королевства. В 1266—1268 Сицилийским королевством завладел Карл I Анжуйский. Против него в 1282 вспыхнуло народное восстание, в результате которого Анжуйская династия утратила власть над Сицилией; в 1282—1302 на острове утвердились короли Арагона.

В 1434 году основан Катанийский университет.

Новое время

По Утрехтскому миру 1713 остров Сицилия отошёл к Савойскому герцогству, по Лондонскому договору 1720 года закреплен за Австрией.

С 1735 года по 1860 год Сицилией правили Бурбоны из Неаполя (Королевство обеих Сицилий).

В 1806 году основан университет Палермо.

В период наполеоновского господства в Италии остров Сицилия являлся местопребыванием неаполитанского короля Фердинанда IV (в 1799—1802, 1806—1814).

В 1812 году король был вынужден провозгласить конституцию, составленную по образцу английской, отменённую им в 1816.

В XIX веке Сицилия — один из важнейших в Италии центров революционного движения, арена буржуазных революций 1820 и 1848. В 1860 восстание на Сицилии поддержал Джузеппе Гарибальди со своей «Тысячей», в результате чего остров был освобожден от власти Бурбонов и в 1861 году вошёл в состав объединённого Итальянского королевства. В конце XIX века на Сицилии происходили крупные восстания сельскохозяйственного пролетариата и крестьянской бедноты.^{[уточнить]} Во время Второй мировой войны Сицилия явилась плацдармом для наступления союзных войск на Апеннинском полуострове — в 1943 году была осуществлена высадка союзных войск в Сицилии. В XX веке экономика Сицилии сохраняла аграрный характер. С этим в большой мере связано существование на Сицилии бандитской организации мафии.

Новейшая история

В 1947 году Сицилия получила областную автономию.

Административное деление

Административно область Сицилия поделена на 9 провинций:

№	Провинция	Площадь, км²	Население, чел. (2013)	Плотность, чел./км²	Число коммун
1	Агридженто	3042	455 288	149,6	43
2	Кальтаниссетта	2128	272 359	127,9	22
3	Катания	3553	1 084 674	305,3	58
4	Энна	2562	173 558	67,7	20
5	Мессина	3247	654 520	201,5	108
6	Палермо	4992	1 244 012	249,2	82
7	Рагуза	1614	313 698	194,3	12
8	Сиракуза	2109	402 680	190,9	21
9	Трапани	2460	435 877	177,1	24

Некоторые провинции включают близлежащие маленькие острова: Эолийские острова (Мессина), остров Устика (Палермо), Эгадские острова (Трапани), остров Пантеллерия (Трапани), Пелагские острова (Агридженто).

Экономика

Сицилия — одна из наименее экономически развитых областей Италии. Экономика острова до сих пор сохраняет отсталый аграрный характер. ВВП Сицилии составляет 5,9 %. Это примерно 82 938,6 млн евро. ВВП на душу населения — 16 531,5 евро. По уровню ВВП Сицилия находится на 17 месте в Италии.

	2000	2001	2002	2003	2004	2005	2006
ВВП (млн. евро)	67 203,8	70 530,1	72 855,0	75 084,5	77 327,3	80 358,1	82 938,6

Промышленность

В 1950—70-х годах здесь появились значительные очаги промышленности. В 1973 в промышленности было занято 30,6 % экономически активного населения (причём около 1/3 их — ремесленники), в сельском хозяйстве — 27,2 %. Традиционные отрасли промышленности — добыча серы, строительного камня, морской соли, пищевая (переработка цитрусовых, помидоров, оливок, виноделие), деревообрабатывающая, швейная, судостроение (Палермо, Мессина). В числе новых и новейших отраслей — добыча калийных солей, нефти, природного газа; нефтепереработка (Аугуста, Приоло, Рагуза, Джела, Милаццо), химическая (крупнейшие центры — Приоло и Джела), цементная, электротехническая и радиоэлектронная промышленность. производство электроэнергии в основном на ТЭС, свыше 10 млрд кВт·ч.

Самый крупный нефтеперерабатывающий завод (мощностью 20 млн т в год сырой нефти) построен на острове Сицилия, в городе Милаццо.

Главный транспортный узел Сицилия — Палермо, порт (грузооборот 2,2 млн т в 1972), узел воздушных путей сообщения, железных и автомобильных дорог. Другие порты: Аугуста (36,3 млн т), Джела (7,7 млн т), Милаццо (15,4 млн т); большая часть грузооборота — нефть и нефтепродукты. Через Мессинский пролив Сицилия соединена с Апеннинским полуостровом паромом Мессина — Реджо-ди-Калабрия.

Сельское хозяйство

На Сицилии около 650 тысяч гектаров отведено под посевное сельское хозяйство.

Нестабильность водоснабжения не мешает сельскому хозяйству быть одним из важнейших экономических ресурсов региона. Очень важным является производство злаковых, среди которых и пшеница, один из ценнейших видов твёрдого зерна, существенный в процессе производства лучших сортов пасты. Это придавало большое значение острову уже во времена римлян (остров называли римской житницей). В больших количествах выращиваются оливы, что обеспечивает производство качественного оливкового масла.

Один из типичных фруктов — это хурма. Хурмой знаменита коммуна Мизильмери, где в ноябре проходит праздник в честь этого фрукта. Экономически важным для острова является выращивание фруктов, считавшихся в своё время экзотическими — киви, манго. Кроме того, климат Сицилии позволяет выращивать бананы, фисташки и миндаль.

Развит сектор культивации редких цветов — таких, как например орхидеи, которым тоже подходит климат острова. Сицилийские цветы экспортируются в другие европейские страны.

На Сицилии развито виноделие и пчеловодство.

Рыболовство

Рыбная ловля представляет собой драгоценный ресурс Сицилии. На острове множество крупных рыболовецких портов. Основу рыболовной промышленности составляют сардины, анчоусы, тунец, скумбрия, а точнее — типичная голубая рыба Средиземного моря, которая позволяет снабжать консервную промышленность необходимым материалом для производства рыбы в консервах, а также копченой рыбы.

Также практикуется разведение зубатки, золотых рыбок, устриц и других моллюсков.

Энергетика

Линия электропередачи, которая проходит через Мессинский пролив, обеспечивает частичный экспорт электроэнергии на Сицилию, и, прежде всего, позволяет области получать более половины энергии, поставляемой северной Европой, в которой нуждаются 5 миллионов жителей острова. Большая часть этой энергии потребляется городами, а также используется для электрифицированных железнодорожных линий.

При том, что электростанции, производящие энергию традиционными способами очень распространены, альтернативные источники энергии встречаются довольно редко, несмотря на огромные потенциалы острова в этой сфере. Существует несколько экспериментальных электростанций, работающих благодаря силе ветра, а также использующих для своей работы биомассы. В 1987 году была построена электростанция, работающая на солнечной энергии — Эурелиос, которая в настоящее время не функционирует.

Транспорт

На Сицилии хорошо развито автобусное сообщение, существует железнодорожный транспорт.

Туризм

Сицилия предлагает своим гостям как пляжный, так и экскурсионно-познавательный туризм. Пляжный туризм обеспечивают три моря, омывающие остров, а экскурсионный — многочисленные природные, исторические и архитектурные достопримечательности острова. Множество туристов привлекает вулкан Этна.

Большой поток туристов идёт через два международных аэропорта: Фонтанаросса (Катания) и аэропорт Палермо. Круизные корабли заходят в порты Катании, Палермо, Мессины, Сиракузы.

Культура

Сицилия была одним из крупнейших центров древнегреческого искусства. Наиболее значительны руины проникнутых суровым величием дорических храмов в Агридженто (VI—V века до н. э.), Сегесте (2-я половина V века до н. э.), Селинунте (VI—V вв. до н. э.). Среди памятников древнеримского искусства выделяются мозаики, найденные на римской вилле в Пьяцца-Армерина (IV век н. э.). Самобытная художественная школа сложилась в XII веке, когда византийские и местные мастера создавали постройки, сочетающие романские, византийские и мавританские черты и украшенные мозаиками (собор Чефалу, с 1131; Палаццо Реале с Палатинской капеллой (XI—XII вв.) и церковь Марторана (1143) в Палермо; собор Монреале, 1174—1189). В период кватроченто в Сицилии работал Антонелло да Мессина. Особой напряжённостью, нередко причудливостью форм отмечено в Сицилии зодчество барокко (в XVII веке — постройки Баттисты Гуарини в Мессине; в XVIII веке — многочисленные иезуитские церкви). Искусство Сицилии XIX—XX веков, выдвинувшее ряд крупных мастеров (архитекторы-классицисты Джованни Баттиста Филиппо Базиле и Эрнесто Базиле), развивается в общем русле художественной культуры Италии.

Литература Сицилии

Из сицилийских произведений греческой эпохи сохранились лишь фрагменты. Литература древних греков-сицилийцев неотличима от произведений местных жителей. Кроме Пиндара, посвящавшего лирические поэмы Сиракузам и Агридженто, сохранились имена ещё двух поэтов, греков-сицилийцев. Стесихор, живший в Катании в VII—VI вв. до н. э., по словам Цицерона, «достиг великой славы по всей Элладе», оставив несколько фрагментов в гомеровском стиле. Феокрит, живший в IV—III вв. до н. э., создал жанр пасторали. Другой важной фигурой в греческую эпоху оставался историк Диодор Сицилийский.

Первым известным творцом на литературном поприще в средневековой Сицилии стал арабский поэт Ибн Хамдис, родившийся в Сиракузах в 1055 году (ему пришлось покинуть остров в молодости), и писавший стихи, полные ностальгии по земле юности. В XIII веке при дворе императора Фридриха II и его наследника Манфреда возникла первая в Италии школа лирической поэзии — «сицилийская школа». Среди её ключевых фигур: Якопо да Лентини, Пьетро делла Винья, Стефано Пронотаро, Ринальдо д'Аквино и Гвидо де Колумна. В их любовной лирике использовались темы провансальской поэзии, стихи писались на разговорном итальянском, а не на латыни. Проникновение в психологические глубины и нововведения в области стиля и метрики привели к изобретению сонета. На протяжении всей эпохи Возрождения и периода барокко сицилийская литература пребывала в упадке, и редким исключением в этот период стал Антонио Венециано (род. в Монреале в 1543 году) — поэт, писавший на местном диалекте и оставивший собрание любовной лирики.

Писатели Джованни Верга и Федерико де Роберто, написавший роман «Вице-короли» (итал. I Vicere) о семье аристократов XIX века из Катании, стали основоположниками реалистического романа в стиле веризма. В одном стиле с ними творил и Луиджи Капуана.

В ХХ веке литература Сицилии продолжала идти впереди литературного процесса. В первой половине века главной её фигурой оставался Луиджи Пиранделло, получивший Нобелевскую премию по литературе в 1934 году. Творивший в духе герметизма поэт Сальваторе Квазимодо, автор собрания стихотворений «И настал вечер» (Ed e subito sera, 1942 год), также получил Нобелевскую премию по литературе в 1959 году.

Уроженец Палермо Джузеппе Томази ди Лампедуза прославил Сицилию романом «Леопард» (итал. Il Gattopardo, в других переводах «Гепард») — яркий портрет феодальной Сицилии, по которому позднее Лукино Висконти снял фильм.

Поэт из Катании Джованни Формизано (1878—1962) писал стихи, используя местный сицилийский диалект итальянского языка. Благодарные сограждане поставили ему памятник на одной из площадей города — piazza Majorana.

Музыка и театр

Эсхил (525—456 годы до н. э.), которого считают изобретателем греческой трагедии, проводил на Сицилии немало времени и умер там же. Часть его произведений впервые была поставлена в Сиракузах. Сицилия была хорошо знакома и легко усвоила основные темы греческого театра.

С падением Западной Римской империи пришёл в упадок и театр, и только в ХХ веке на Сицилии вновь стали ставить великие трагедии. В 1913 году граф Марио Томмазо Гаргалло и его друзья-сиракузцы, включая археолога Паоло Орси, решили взяться за постановку «Агамемнона» Эсхила. Премьера состоялась 16 апреля 1914 года, и с тех пор, за исключением военного времени, Греческий театр в Сиракузе оставался сценой античных представлений.

На Сицилии всегда была популярна музыка, как народная, так и «высокая». Сразу после землетрясения 1693 года жители Катании стали говорить о необходимости строительства театра. В 1890 году на месте небольшого муниципального театра был построен новый оперный театр, в день открытия в нём звучала музыка Беллини, а теперь театр носит его имя.

Один из крупнейших в Италии — палермский оперный театр. Он был открыт в 1897 году исполнением оперы Джузеппе Верди «Фальстаф».

Греческий театр Таормины также используется для спектаклей и концертных представлений, ежегодно проводится фестиваль театра, музыки и танца.

Литература

• Salvatore Piccolo, Ancient Stones: the Prehistoric Dolmens of Sicily, Thornham/Norfolk (UK), Brazen Head Publishing 2013, ISBN 978-09-56510-62-4
• Antonio Saltini, Sicilia fra feudi e giardini, Bologna, Edagricole 1982, ISBN 978-88-20621-72-8

Ссылки

• Сицилия (область Италии) — статья из Большой советской энциклопедии.
• [archive.muslimuzbekistan.com/rus/islam/2005/02/statya11022005.html Гамэр Баутдинов. Остров толерантности. Тысячу лет назад христиане и мусульмане Сицилии жили в мире]
• [www.go.camcom.it/allegati/pdf/statistica/valore-aggiunto.pdf Данные по ВВП итальянских провинций на 2007 год]
• [www.gulliverpress.com/сицилия/ Бродя по улочкам Палермо] — статья о Сицилии в журнале «Гулливер».

Отрывок, характеризующий Сицилия

Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.