New York Herald Tribune

«Нью-Йорк Геральд Трибьюн»

Оригинальное название	New York Herald Tribune
Тип	Ежедневная газета, подписная
Основана	1924
Прекращение публикаций	1966
Язык	английский
Тираж	400 000

К:Печатные издания, возникшие в 1924 годуК:Печатные издания, закрытые в 1966 году

Нью-Йорк Геральд Трибьюн (англ. New York Herald Tribune) — американская ежедневная газета, созданная в 1924 году, после объединения New York Tribune и New York Herald. В газете печатались такие известные авторы как Дороти Томпсон, Ред Смит, Ричард Уоттс младший и Уолтер Керр. Перестала издаваться в 1966 году.

История появления

Газеты New York Tribune и New York Herald были основаны соответственно в 1841 и 1835 годах. Печатные издания существенно отличались друг от друга, если «Геральд» издавалась в виде таблоида, и её главным редактором был Джеймс Гордон Беннетт, член демократической партии и первопроходец криминальной журналистики, то «Трибьюн» развивалась с подачи Хораса Грили, который принадлежал к партии вигов (а позже стал республиканцем), на её станицах превалировал умеренный, консервативный стиль. Вплоть до 1880-х «Геральд» в пределах Нью-Йорка обладал самым большим тиражом (позже его обогнала газета New York World, созданная Джозефом Пулитцером), в то время как еженедельные публикации «Трибьюн» распространялись по всей территории Соединённых Штатов.

В 1870-е годы, после смерти Грили, популярность «Трибьюн» резко пошла вниз, газету возглавил Уайтло Рейд, который эксплуатировал издание с целью реализации своих амбиций в республиканской партии. «Геральд», с 1866 года управляемая Джеймсом Гордоном Беннеттом младшим, продолжала восхождение и равномерно увеличивала тиражи. Газета, в отличие от конкурентов, намного лучше освещала международные новости, в частности, послала корреспондента Генри Мортона Стэнли в Африку на поиски знаменитого путешественника Дэвида Ливингстона. Уайтло умер в 1912 году и оставил редактором своего сына, Огдена Миллса Рейда, тот стал вкладывать в развитие газеты много сил и времени, в свези с чем тиражи поступательно пошли вверх. Беннетта не стало в 1918 году, и на его место пришёл Франк Манси, известный репутацией «коллекционера печатных изданий». В 1920-х годах обе газеты встали на путь укрупнения, слияние было ожидаемым, но на удивление общественности, в 1924 году именно Рейд с меньшим тиражом «Трибьюн» выкупил «Геральд» у Манси, а не наоборот, как ожидалось.

Основная деятельность

Новая газета, получившая название New York Herald Tribune, приносила не очень большой доход и первые пять лет балансировала на грани банкротства. Однако следующие два десятилетия популярность стабильно росла, и в скором времени издание выбилось в лидеры американских СМИ.

Литература

• Roger Kahn. Into My Own: The Remarkable People and Events that Shaped a Life. New York: St. Martin's, 2006. ISBN 0-312-33813-9.
• Richard Kluger, with the assistance of Phyllis Kluger. The Paper: the Life and Death of the New York Herald Tribune. New York: Knopf, 1986. ISBN 0-394-50877-7.

Отрывок, характеризующий New York Herald Tribune

– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.