Nina Ricci
Nina Ricci — французский дом высокой моды, основанный в 1932 году в Париже модельером Ниной Риччи (наст. имя Мария-Аделаида Нейи; 1883—1970) по совету и при поддержке её сына, Робера Риччи (1905—1988). Начиная с 1998 года принадлежит испанской корпорации Puig.
История
Нина родилась в Турине, в семье кожаных дел мастера. Когда ей было двенадцать лет семья, жившая во Флоренции, переехала в Париж. Тринадцатилетним подростком Нина поступила ученицей к модистке. Начиная с 1908 года в течение двух десятилетий работала у Рафэна; через какое-то время её имя вошло в название дома. После смерти модельера в 1929 году модный дом Raffin et Ricci был закрыт и Нина не собиралась продолжать дело. Однако в 1932 году, на фоне финансового кризиса, её сын Робер решил оставить свою работу и уговорил мать открыть собственное ателье. Дом Nina Ricci открылся в 1932 году в 1-м округе Парижа по адресу улица Капуцинок[fr], дом 20.
Робер, у которого были и другие проекты, в том числе «Студия Аркур[fr]», управлял деятельностью фирмы, тогда как его мать занималась коллекциями одежды. Начав со штата в 40 служащих, в 1939 году Нина смогла нанять уже 450 швей[1]. В 1940 году Робер сосредоточился на бизнесе матери, в 1945-м он стал директором фирмы.
В декабре 1945 года был представлен первый аромат от «Нины Риччи» — Cœur joie во флаконе по эскизу Кристиана Берара[fr], изготовленном фирмой «Лалик[fr]». В 1946 году Робер организовал парфюмерное подразделение компании.
В 1948 году парфюмер Франсис Фаброн создал для Нины Риччи L'Air du temps[fr], ставший классическим и завоевавший рынок на многие десятилетия. Аромат поступил в продажу в 1951 году, флакон по эскизу Хуана Ребуля[fr] также изготовлялся «Лалик[fr]». Благодаря тому, что Робер активно занимался парфюмерией, компания перешла на новый уровень и смогла выйти на международный рынок. Были выпущены ароматы Capricci, Fille d'Ève, Farouche, Pomme d'Amour, Signoricci и другие.
В 1950-х годах Нина Риччи постепенно отошла от дел. Начиная с 1954—1963 для дома работал Жюль-Франсуа Краэ[fr] — поначалу как ассистент, потом как главный модельер. В 1959 году он представил первую собственную коллекцию, которая встретила единогласные похвалы. В 1963 году Краэ перешёл в Lanvin (компания)[fr], а место главного модельера «Нины Риччи» на три десятилетия занял Жерар Пипар. Тонкий художник, он неизменно выпускал романтичные, всегда женственные коллекции.
В начале 1960-х годов компания стояла у истоков прет-а-порте, одной из первых начав продавать модели в Нью-Йорк и Гонконг для последующего изготовления и продажи изделий под своим лейблом, но уже без своего участия. В 1979 году дом Nina Ricci переехал на авеню Монтень, открыв свой бутик напротив дома Dior.
В 1988 году, после смерти Робера Риччи, компанию возглавил член семьи, приёмный сын Нины Жиль Фуш. Примерно с середины 1990-х годов коллекции выпускала Мириам Шефер, придерживавшаяся изящного, чуть винтажного стиля.
В 1998 году[2] бренд «Нина Риччи» был продан испанскому производителю одежды и парфюмерии, компании Puig[3] — с этого времени дом Nina Ricci прекратил заниматься высокой модой, оставив лишь линию готового платья.
С 1999 года главным дизайнером дома была канадка Натали Жерве, её последней коллекцией стала «осень-зима 2001 года». В 2003—2006 годах коллекции выпускал швед Ларс Нильсон[fr], в 2006—2009 годах — бельгиец Оливье Тейскенс[fr], с осени 2009 и до 2015 года — англичанин Питер Коппинг.
В XXI веке компания Nina Ricci сосредоточилась преимущественно на выпуске парфюмерии. Среди выпускаемых ароматов L’air du Temps, Love by Nina, Nina, Premier Jour, Love in Paris, Ricci Ricci, Nina L’Elixir. В создании рекламной кампании для аромата Ricci Ricci была задействована Джессика Стэм, одна из самых высокооплачиваемых моделей своего времени.
Стиль
В отличие от многих других модельеров Риччи, как и Вионне[en], никогда не рисовала эскизов, но самостоятельно подкалывала ткани на манекене или непосредственно на манекенщице[1]. Её модному дому не были свойственны ни сдержанный минимализм, ни эксперименты и провокации, будоражащие Париж — дом Нины Риччи неизменно придерживался романтичного, полного женственности и красоты стиля. Она любила узоры и нежны краски, лейтмотивом её работ были цветы — вышитые, нашитые в виде аппликации либо присутствующие в рисунке ткани[1].
Платья Нины Риччи могли быть соблазнительными, но всегда оставались в рамках приличий. Благодаря этому клиентуру дома в основном составляли представительницы крупной буржуазии, одежда которых должна была демонстрировать не столько роскошь, сколько сдержанную элегантность.
Напишите отзыв о статье "Nina Ricci"
Литература
- ↑ 1 2 3 Мода. Век модельеров. 1900—1999 = Mode. Das Jahrhundert der Designer. 1900—1999 / редактор Шарлотта Зелинг. — Кёльн: KÖNEMANN, 2000. — 656 с. — ISBN 3-8290-5414-9.
- ↑ [www.reuters.com/article/2012/01/19/puig-idUSL6E8CJ1OQ20120119 Puig names ex-Chloe head as fashion president] // Reuters
- ↑ [www.modaes.es/empresa/130411/puig-un-imperio-espanol-de-moda-que-comenzo-con-un.html Puig, a Spanish fashion empire that started with a lipstick]. Modaes. Проверено 26 апреля 2012. [www.webcitation.org/6FkjLPX5Z Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013].
|
Это заготовка статьи о моде. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Nina Ricci
Да счастливый Наполеон,Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.
Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
