Mercedes-Benz W116
Поделись знанием:
Mercedes-Benz W116Mercedes-Benz W116
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
(перенаправлено с «W116»)
Mercedes-Benz W116
Общие данные
| Производитель: | Mercedes-Benz |
| Годы пр-ва: | 1972–1980 (седан) |
| Сборка: | Зиндельфинген, Германия |
| Класс: | Представительский |
| Тип(ы) кузова: | 4-дверный седан |
| Компоновка: | задний |
5-цилиндровый рядный
3.0 л OM617 (Только в США и Канаде) дизель
3.5 л M116
4.5 л M117
6.9 л M100
3.0 л OM617 (Только в США и Канаде) дизель
6-цилиндровый рядный
2.8 л M110
3.5 л M116
4.5 л M117
6.9 л M100
3-скоростная автоматическая
4-скоростная автоматическая
4-скоростная механическая
5-скоростная механическая
4-скоростная автоматическая
4-скоростная механическая
5-скоростная механическая
Характеристики
Массово-габаритные
Динамические
| Макс. скорость: | от 165 км/ч (300SD) до 225 км/ч (450 SEL 6.9) |
На рынке
| Предшественник |
|
| Связанные: | Mercedes-Benz W114 Mercedes-Benz R107 Mercedes-Benz W123 |
| Сегмент: | F-сегмент |
Mercedes-Benz W116 — модель Mercedes-Benz, производившаяся с сентября 1972[1] по 1979. Автомобили W116 были первыми моделями Mercedes-Benz, которые официально назывались S-классом, хотя и более ранние модели седан уже неофициально писались с буквой 'S' — Sonderklasse или Специальный (Special) класс.
История
Разработка нового поколения S-класса началась в 1966 году, всего лишь через год после запуска W108/09. Это была первая модель Mercedes, показавшая новый корпоративный стиль, который продолжался до 1993 года, когда производство 190 модели было прекращено. Дизайн сделал огромный шаг вперёд, с более мужественными линиями, которые объединены, чтобы создать элегантный и спортивный характер. Основная концепция дизайна была фактически взята от родстера SL-класса R107, особенно передние и задние фары.
Наиболее заметной моделью серии W116 была мощный, выпущенный ограниченным производством 450 SEL 6,9 , который был первым серийным автомобилем, использовавшим электронную 4-х колесную многоканальную антиблокировочная тормозная система (ABS), в качестве опции, с 1978 года. Эта модель могла также похвастаться крупнейшим двигателем, из установленных Mercedes-Benz с послевоенных лет до того времени, а также гидропневматической подвеской.
Седан 300SD (поставлялся только в США и Канаду) поставлялся с дизельным пятицилиндровым турбонаддувным двигателем объёмом 3,0 л. Был разработан с рекордным для того времени экспериментальным автомобилем С111.
Модель 450SEL была удостоена награды "Европейский автомобиль года" в 1974 году.
Производство составило 473035 единиц. Модель W116 сменил W126 в 1979 году. W116 продавался по всей Европе, Северной и Южной Америке, Азии, Ближнему Востоку, Африке и Австралии.
Модели
В 1975 году W116 был обновлен с новой системой впрыска топлива, которая соблюдала пересмотренные нормы выбросов выхлопных газов на европейских рынках. Правда произошло снижение мощности в результате этого обновления. В 1978 году серия модернизованных двигателей восстановила оригинальные уровни производительности с новыми системами впрыска топлива.
| Код модели | Годы производства | Модель | Двигатель | Кол-во произведённых[2] |
|---|---|---|---|---|
| W116.020 | 1973—1980 | 280 S седан | 2.8 L M110 I6 | 122,848 |
| W116.024 | 1973—1980 | 280 SE седан | 2.8 L M110 I6 | 150,593 |
| W116.025 | 1974—1980 | 280 SEL седан | 2.8 L M110 I6 | 7,032 |
| W116.028 | 1973—1980 | 350 SE седан | 3.5 L M116 V8 | 51,100 |
| W116.029 | 1973—1980 | 350 SEL седан | 3.5 L M116 V8 | 4,266 |
| W116.032 | 1973—1980 | 450 SE седан | 4.5 L M117 V8 | 41,604 |
| W116.033 | 1973—1980 | 450 SEL седан | 4.5 L M117 V8 | 59,578 |
| W116.036 | 1975—1980 | 450SEL 6.9 седан | 6.9 L M100 V8 | 7,380 |
| W116.120 | 1978—1980 | 300 SD седан | 3.0 L OM617 турбодизель (Только в США и Канаде) |
28,634 |
Технические данные
| Mercedes-Benz | 280 S (W116 V28) |
280 SE (W116 E28) |
350 SE (W116 E3 |
450 SE (W116 E45) |
450 SEL 6.9 (W116 E69) |
300 SD (W116 D30A) |
| Годы производства | |
SEL: 1974—1980 |
SEL: 1973—1980 |
|
|
|
| Двигатель | |
|
| |||
| Диаметр и ход поршня | |
|
|
|
| |
| Объём, см³ | |
|
|
|
| |
| Мощность @ об.мин. | 160 PS (120 kW; 160 hp) @ 5500 США: 120 bhp (89 kW; 122 PS) @ 4800 |
185 PS (136 kW; 182 hp) @ 6000 США: 142 bhp (106 kW; 144 PS) @ 5750 |
200 PS (150 kW; 200 hp) @ 5800 | 225 PS (165 kW; 222 hp) @ 5000 США: 193 PS (142 kW; 190 hp) @ 4750 |
286 PS (210 kW; 282 hp) @ 4250 250 bhp (186 kW; 253 PS) @ 4000 |
1979: 110 bhp (82 kW; 112 PS) @ 4200 1980: 120 bhp (89 kW; 122 PS) @ 4350 |
| Крутящий момент @ об.мин. | 225 N·m (166 lb·ft) @ 4000 США: 143 ft·lbf (194 N·m) |
238 N·m (176 lb·ft) @ 4500 США: 149 ft·lbf (202 N·m) |
286 N·m (211 lb·ft) @ 4000 | 377 N·m (278 lb·ft) @ 3000 США: 240 ft·lbf (325 N·m) |
550 N·m (410 lb·ft) @ 3000 США: 360 ft·lbf (488 N·m) |
1979: 168 ft·lbf (228 N·m) @ 2400 1980: 170 ft·lbf (230 N·m) @ 2400 |
| Степень сжатия | |
|
|
|
|
|
| Способ подачи топлива | |
|
|
турбина Garret | ||
| Ёмкость топливного бака | |
| ||||
| Клапанный механизм | |
| ||||
| Охлаждение | | |||||
| Коробка передач | 4-ступенчатая механическая или 3-ступенчатая автоматическая (4-ступенчатый автомат ставился на 6цил. 280), задний привод, главная передача 3.92:1 или 3.69:1 (V8: 3.46:1 и 3.07:1) | 3-ступенчатая автоматическая, задний привод, главная передача 3.07:1 | 3-ступенчатая автоматическая, задний привод, главная передача 2.65:1 | 4-ступенчатая автоматическая, задний привод, главная передача 3.07:1 | ||
| Напряжение электросети | | |||||
| Передняя подвеска | на модели 6.9: двойными поперечными рычагами, гидропневматическая, с торсионной стабилизацией. | |||||
| Задняя подвеска | на модели 6.9: Диагональные продольные рычаги, гидропневматическая, с торсионной стабилизацией. | |||||
| Тормозная система | | |||||
| Снаряжённая масса | 1660 кг США: 1710 кг |
1665 кг SEL и США: 1710 кг |
1625 кг SEL: 1760 кг |
1790 кг SEL: 1825 кг США: 1743 |
1985 кг США: 1944 кг |
1815 кг |
| Полная масса | 2130 кг | 2130 кг SEL: 2165 кг |
2,195 кг SEL: 2,220 кг |
2,250 кг SEL: 2,285 кг |
2,420 кг | 2,215 кг |
| Колея передняя / задняя | | |||||
| Колёсная база | SEL: 2965 | |||||
| Длина | SEL: 5060 мм | |||||
| Ширина | | |||||
| Высота | | |||||
| Шины | |
|
|
| ||
| Разгон 0-100 км/ч | |
|
|
|
|
|
| Максимальная скорость | |
|
|
|
|
|
| Расход топлива (По принципу DIN 70030: определяется при 3/4 от максимальной скорости (не более 110 км/ч), плюс 10 % | |
|
|
|
| |
Особенности
W116 S-Class включал широкий спектр Mercedes-Benz в инновациях безопасности.[3]
- Антиблокировочная система тормозов была создана Mercedes-Benz совместно с компанией Bosch и впервые была установлена на W116 S-Class[4]. Эта система предотвращает блокировку колес при торможении. Система улучшает рулевое управление во время резкого торможения и сокращает тормозной путь.
- Усиленная конструкция кузова. У W116 была более основательная клетка безопасности пассажирского салона с закрытой рамной конструкцией крыши. Высокая прочность крыши и дверных столбов, наряду с другими усиленными зонами, расширяло защиту водителя и пассажиров транспортного средства.
- Податливая приборная панель, деформируемые переключатели, ручки управления и рулевое колесо с зоной поглощения удара, направленных на снижение травм пассажиров при столкновениях.
- Топливный бак уже не был установлен в задней части, но теперь расположен над задней осью автомобиля для дополнительной защиты.
Напишите отзыв о статье "Mercedes-Benz W116"
Примечания
- ↑ (date 21 September 1972) «News». Autocar.
- ↑ Oswald Werner. Deutsche Autos 1945-1990, Band 4. — Stuttgart: Motorbuch Verlag, 2003. — P. 80, 86. — ISBN 3-613-02131-5.
- ↑ [www.w116.org/ W116 S-Class enthusiasts page]. W116.org (27 июня 2008). Проверено 1 октября 2010. [www.webcitation.org/6AT35kVp3 Архивировано из первоисточника 6 сентября 2012].
- ↑ [www.zr.ru/content/news/34067-abs_-_30_let_na_strazhe_zhizni/ ABS - 30 лет на страже жизни] // За рулём : журнал. — М., 2008. — Вып. 30 апреля.
Ссылки
| « предыдущие — Автомобили Mercedes-Benz, 1946–1970-й — следующие » | |||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Класс | Тип | 1940-е | 1950-е | 1960-е | 1970-е | ||||||||||||||||||||||||||||||
| 6 | 7 | 8 | 9 | 0 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 0 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 0 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | ||
| Бизнес | Седан | W136 / W191 | W120 / W121 | W110 | W115 | W123 | |||||||||||||||||||||||||||||
| Родстер | W121 B2 | ||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Представительский | Седан | W187 | W105 / W180 / W128 | W111 | W114 | W123 | |||||||||||||||||||||||||||||
| Купе | W187 | W180 / W128 | W111 | C107 | |||||||||||||||||||||||||||||||
| Полноразмерные | Седан | W111 | W116 | ||||||||||||||||||||||||||||||||
| W108 / W109 | |||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Купе | W188 | W112 | |||||||||||||||||||||||||||||||||
| Лимузин | W186 / W189 | W100 (600) | |||||||||||||||||||||||||||||||||
| Спортивный | Родстер | W198 / W121 B2 | W113 | R107 | |||||||||||||||||||||||||||||||
| Купе | W196S | ||||||||||||||||||||||||||||||||||
| LCV | Фургон | L319 | T2 | ||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Mercedes-Benz W116
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
