Абрикосов, Дмитрий Иванович

Дмитрий Иванович Абрикосов
Дата рождения:	11 (23) апреля 1876(1876-04-23)
Место рождения:	Москва
Дата смерти:	4 ноября 1951(1951-11-04) (75 лет)
Место смерти:	Пало-Альто, Калифорния, США
Отец:	Иван Алексеевич Абрикосов (1853—1882)
Мать:	Анна Дмитриевна Арбузова (1855—1882)

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Дми́трий Ива́нович Абрико́сов (11 апреля 1876, Москва — 1951, Пало-Альто) — русский дипломат.

Биография

Родился в 1876 году в Москве в известной купеческой семье. Окончил частную гимназию Креймана и юридический факультет Московского университета (1899).

В 1900 году поступил на службу в Министерство иностранных дел с причислением к Главному архиву МИД в Москве. Затем работал переводчиком во 2-м департаменте министерства. В 1908 году назначен вторым секретарём российской миссии в Пекине, а в 1912 — вторым секретарём посольства в Токио. С 1914 года работал в Дальневосточном отделе МИД, в мае 1916 года снова назначен в Токио уже первым секретарём.

После Октябрьской революции Япония не признала большевистское правительство, и старое посольство России продолжало свою работу, сначала поддерживая различные антибольшевистские силы в Сибири, а затем представляя интересы белоэмигрантов, оказавшихся в Японии.

В 1921 году после отъезда из Японии посла В. Н. Крупенского Д. И. Абрикосов остался во главе посольства в качестве поверенного в делах и был на этой должности до признания СССР Японией в начале 1925 года.

После этого Абрикосов жил в Японии как частное лицо, оставаясь, тем не менее, неофициальным представителем русской эмигрантской колонии перед японскими властями. В Японии он пребывал и во время Второй мировой войны. В связи с опасностью от американских авианалётов некоторое время жил у П. Г. Васкевича в Кобэ.

После окончания войны выехал в США. Похоронен на кладбище Альта Месса Мемориал парк (Alta Mesa Memorial Park) в Пало-Альто (Калифорния, США). Детей не имел.

Д. И. Абрикосов — автор обширных мемуаров, которые завещал своему двоюродному брату П. Н. Абрикосову. В 1954 году брат передал рукопись в Бахметьевский архив, в 1964 году мемуары Абрикосова были опубликованы на английском языке в США, а в 2008 году в русском переводе.

См. также

• Русские в Японии

Сочинения

• Revelations of a Russian diplomat / the memoirs of Dmitrii I. Abrikossow. Ed. by George Alexander Lensen. Seattle : Washington U.P., 1964.
• Абрикосов Д. Судьба русского дипломата. Пер. с англ. Н. Абрикосовой, Е. Дорман. — М.: Русский путь, 2008. — 576 с.
• Чему свидетели мы были… : Переписка бывших царских дипломатов, 1934—1940 : Сборник документов в двух книгах / Министерство иностранных дел РФ ; Служба внешней разведки РФ; — М. : Гея, 1998. (в сборнике приводятся ряд писем Абрикосова В. А. Маклакову за 1930-е годы, информирующие о ситуации в Японии).

Ссылки

• [www.rp-net.ru/book/OurAutors/Drugie%20avtory/ Д. И. Абрикосов]

Отрывок, характеризующий Абрикосов, Дмитрий Иванович

– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.