Абу Бакр ибн аль-Араби
| Абу Бакр ибн аль-Араби | |
| араб. ابو بكر ابن العربي | |
| кади Севильи с 1100 | |
|---|---|
| Преемник: |
? |
| Личная информация | |
| Имя при рождении: |
Мухаммад ибн Абдуллах аль-Маа́фири |
| Прозвище: |
Ибн аль-Араби |
| Отец: |
Абдуллах аль-Маафири |
Богословская деятельность | |
| Оказал влияние: |
маликиты |
 Редактирование Викиданных | |
Абу Бакр Муха́ммад ибн Абдулла́х аль-Маа́фири, известный как Абу Бакр ибн аль-А́раби (араб. ابو بكر محمد بن عبدالله المعافري ابن العربي; 1076, Севилья — 1148, Фес) — средневековый арабский историк, кади, знаток Корана и факих. Представитель маликитской школы мусульманского права[1]. Иногда его ошибочно путают с «великим шейхом суфизма» Ибн Араби.
Биография
Родился в Севилье в 1076 году (в 468 году по Хиджре)[2]. В 1092 году вместе с отцом отправился на восток. Некоторое время учился в Дамаске и в Багдаде. В 1096 году совершил хадж. После хаджа вернулся в Багдад, где продолжал учиться. Среди его учителей в Багдаде был Абу Хамид аль-Газали[2].
Позже Ибн аль-Араби отправился вместе с отцом в Египет. После смерти отца в 1100 году он вернулся в Севилью, где некоторое время служил судьей-кади. Оставив службу, он посвятил себя преподаванию и написанию трудов на различные темы (в том числе, по фикху, хадисам, литературе-адаб, Корану, грамматике и истории). Многие из его трудов не сохранились до наших дней (из сохранившихся, в частности, комментарий на сборник хадисов Тирмизи — «Арида аль-Ахвази»)[2].
Когда в Севилье пришла к власти династия Альмохадов, Абу Бакр Ибн аль-Араби был отправлен в Марракеш, где в дальнейшем находился в заключении около года[2].
Умер по дороге из Марракеша в Фес в 1148 году (543 году по Хиджре). Похоронен в Фесе[2].
Взгляды
Как пишет Ибн Хальдун в своём труде «Мукаддима», кади Абу Бакр ибн аль-Араби «склонялся к тому, что надо сначала изучать язык, а не Коран, который учат наизусть, не понимая».[3]
Франц Роузентал приводит слова Ибн аль-Араби из «Арида аль-Ахвази», в которых говорится о том, что есть знание: «Знание есть слишком ясная концепция, чтобы требовать объяснения, но еретики-новаторы возжелали усложнить понимание термина „знание“, как и других религиозных и рациональных понятий, так как их цель — увести людей в сторону и ввергнуть их в заблуждение, будто бы не существует концепции (maana), которая может быть познана. Однако это беспочвенные претензии и софистика»[4].
Сочинения
- Комментарий на сборник хадисов Тирмизи (араб. عارضة الأحوذي في شرح الترمذي — А́рида аль-А́хвази фи шарх ат-Тирми́зи)
- Комментарий к Корану Ахкам аль-Куран (араб. أحكام القرآن)
- Комментарий на «аль-Муватта» Малика ибн Анаса (араб. المسالك في شرح الموطأ مالك — Аль-маса́лик фи шарх аль-Муватта Малик)
- Защита от бед (араб. العواصم من القواصم — Аль-ава́сым мин аль-кава́сым)
Публикации сочинений
- «Арида ал-ахвази». Каир, 1934. (ар.)
- «Аль-масалик фи шарх иль-Муватта Малик». Комментарии: Мухаммад бен аль-Хусейн ас-Сулеймани, Аиша бинт аль-Хусейн ас-Сулеймани; введение Йусеф аль-Кардауи. Бейрут: «Дар аль-гарб аль-ислямийй», 2007. (ар.)
Напишите отзыв о статье "Абу Бакр ибн аль-Араби"
Примечания
- ↑ Мухаммад Абдалла Вальд Кярим. Китаб аль-кабс фи шарх аль-муватта Малик ибн Анас ли Абу Бакр ибн аль-Араби аль-Маафири. Бейрут: «Дар аль-гарб аль-ислямий», 1992, с.11 (ар.).
- ↑ 1 2 3 4 5 The Encyclopaedia of Islam. New edition. Prepared by a number of leading orientalists. Edited by B.Lewis, V.L.Menage, Ch.Pellat and J.Schancht. Volume III: H—Iram. Fascicules 51-52, Al-Husri — Ibn al-Furat. E.J.Brill, Leiden; Luzac & C°, London, 1968, p. 707. (англ.)
- ↑ Ибн-Халдун. Введение (фрагменты) (перевод С. М. Бациевой) — В кн.: Избранные произведения мыслителей стран Ближнего и Среднего Востока IX—XIV вв. М., 1961. — с.626
- ↑ Роузентал Ф. Торжество знания. Концепция знания в средневековом исламе (перевод с англ. С. А. Хомутова, предисловие и примечания А. В. Сагадеева). — М.: «Наука», 1978 г. — 372с. — с.66.
Ссылки
- [web.archive.org/web/20101002095717/www.dar-sirr.com/Abu-Bakr-Ibn-al-Arabi.html Sidi Abu Bakr ibn al-Arabi] на dar-sirr.com (англ.)
- [web.archive.org/web/20140814032701/www.sunnah.org.sa/ar/sunnah-sciences/flags-modern/388-2010-07-30-17-53-37 Об Ибн аль-Араби] на сайте sunnah.org.sa (ар.)
Отрывок, характеризующий Абу Бакр ибн аль-Араби
Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
