Аверчук, Степан Иванович

Степан Иванович Аверчук
Дата рождения	27 декабря 1915(1915-12-27)
Место рождения	Гришевцы, Подольской губернии, Российская империя ныне Тывровский район, Винницкая область, Украина
Дата смерти	7 сентября 1981(1981-09-07) (65 лет)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Военно-Морской Флот
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Степан Иванович Аверчук (27 декабря 1915, с. Гришевцы Подольской губернии, Российская империя — 7 сентября 1981, г. Москва, СССР) — советский военачальник, вице-адмирал (07.05.1960).

Биография

В ВМФ с 1937. Окончил курсы мл. политруков при ПУ ЧФ (1939), Высш. военно-политич. курсы ВМС (10.1946-11.1947), военно-мор. фак-т ВПА им. В. И. Ленина (1 1 . 1 9 4 7 — 6 .1950).С р о ч н у ю службу проходил на курсах команд, состава ПУ ЧФ (2.1937-10.1938), на верхсрочной сл. — с ноября 1938. Политрук АК «Парижская коммуна» (5.1939-2.1940), пом. нач-ка ОПП, ПО по комсомольской работе ОВРа Гл. ВМБ ЧФ с февр. 1940.
В Вел. Отеч. войну вступил в прежней должности. Ст. инструктор ПО бригады траления и заграждения (5.1942-4.1944), зам. нач-ка ПО ОВРа Севастопольской ВМЕ (4.1944-4.1945) ЧФ, 1-й бр траления (4.1945-4.1946), начальник ПО 2-й БРК (4-10.1946) ДуФ. Инспектор вост. направления (7.1950-6.1951), группы инспекторов по надводным и подводным кораблям (6 — 10.1951) Упр. по проверке политорганов ГПУ ВМС. В аппарате ЦК КПСС — инспектор, зам. зав. сектором отдела административных органов (10.1951-11.1956), оставаясь в кадрах ВС. ЧВС (11.1956-7.1961), нач-к ПУ (9.1957-7.1961) СФ. Ст. инспектор по вмузам и НИИ Упр. политорганов ВМФ ГПУ СА и ВМФ (8.1961- 5.1967). Нач-к ПО Гл. штаба и управлений ГК ВМФ — зам. по политчасти нач-ка Гл. штаба ВМФ (5.1967-8.1976). В распоряжении ГК ВМФ (8.1976-1.1977).
С янв. 1977 в отставке по болезни.
Похоронен на Донском кладбище.

Награды

• Орден Отечественной войны I степени (1944);
• Орден Отечественной войны II степени (1946);
• Орден Трудового Красного Знамени (1967);
• Орден Трудового Красного Знамени (1973);
• Орден Красной Звезды (1942);
• Орден Красной Звезды (1946);
• Медаль «За оборону Севастополя»;;
• Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»;
• Орден Тудора Владимиреску II ст. (Румыния,1974);
• Медали.

Сочинения

• Ленинский стиль в работе командиров и политработников — важнейшее условие повышения боевой готовности флота// Мор. сб. 1959. № 3. С. 12-25;
• Политорганы и забота о быте советских воинов// Тыл и снабжение СА. 1959. № 2. С. 41-47;
• Героев воспитала коммунистическая партия// Мор. сб. 1970. № 5. С. 13-17;
• Внутрипартийная демократия — основа активности коммунистов армии и флота// КВС. 1962. № 18. С. 40-48;
• Слово о корабельных политруках / / Мор. сб. 1975. № 7. С. 68-70.

Литература

• Лурье В. М. Адмиралы и генералы Военно-морского флота СССР. — М.: Кучково поле, 2007. — 672 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-9950-0009-9.
• [ke.culture51.ru/Averchyk-Stepan-Ivanovich-p34.html Аверчук Степан Иванович] // Кольская энциклопедия. В 5-и т. Т. 1. А — Д / Гл. ред. А. А. Киселёв. — Санкт-Петербург : ИС ; Апатиты : КНЦ РАН, 2008. — С. 201.
• Азаров И. И. [militera.lib.ru/memo/russian/azarov_ii/14.html Непобеждённые: [Мемуары]]. (Проверено 15 сентября 2011)
• Гришанов В. М. [victory.mil.ru/lib/books/memo/grishanov_vm/01.html Все океаны рядом]. (Проверено 15 сентября 2011)
• Дубровский В. Г. [militera.lib.ru/memo/russian/dubrovsky_vg/01.html Наше море]. (Проверено 15 сентября 2011)
• Козлов И. А., Шломин В. С. Краснознаменный Северный флот. Изд. 3-е, испр. и доп. М., 1983. См. указ. им.;
• Георгий Жуков. Стенограмма Октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и др. документы / Под общей ред. акад. А. И. Яковлева. М., 2001. С. 230, 684.

См. также

• Список адмиралов, вице-адмиралов, контр-адмиралов, ВМФ СССР (1946—1960)
• Список адмиралов, вице-адмиралов, контр-адмиралов, ВМФ СССР (1940—1945)
• Список инженер-адмиралов, инженер-вице-адмиралов, инженер-контр-адмиралов, ВМФ СССР (1940—1945)
• Список инженер-адмиралов, инженер-вице-адмиралов, инженер-контр-адмиралов, ВМФ СССР (1946—1960)

Отрывок, характеризующий Аверчук, Степан Иванович

– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.