Аденауэровская амнистия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Адена́уэровская амни́стия — окончательная амнистия немецких военнопленных, содержавшихся в советских лагерях. Прошла в сентябре 1955 года.

В сентябре 1955 года СССР признал Федеративную Республику Германии. Тогда же канцлер Конрад Аденауэр прибыл в Москву, где договаривался об установлении дипломатических отношений и об освобождении 38 тысяч немецких военнопленных (хотя Н. С. Хрущёв сказал ему в первом разговоре, что в СССР нет больше ни одного военнопленного). А. И. Солженицын упоминает об этом событии в своём исследовании «Архипелаг ГУЛАГ», называя его «Аденауэровской амнистией».

Помимо собственно немецких военнопленных, по этой амнистии были освобождены также некоторые советские граждане, осуждённые за «сотрудничество с оккупантами».

Солженицын писал[1]:
Вдруг совсем негаданно-нежданно подползла ещё одна амнистия — «аденауэровская», сентября 1955 года. Перед тем Аденауэр приезжал в Москву и выговорил у Хрущёва освобождение всех немцев. Никита велел их отпустить, но тут хватились, что несуразица получается: немцев-то отпустили, а их русских подручных держат с двадцатилетними сроками. Но так как это были всё полицаи, да старосты, да власовцы, то публично носиться с этой амнистией тоже не хотелось. Да просто по общему закону нашей информации: о ничтожном — трезвонить, о важном — вкрадчиво. И вот крупнейшая изо всех политических амнистий после Октября была дарована в «никакой» день, 9 сентября, без праздника, напечатана в единственной газете «Известия», и то на внутренней странице, и не сопровождалась ни единым комментарием, ни единой статьёй.


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

По официальным документам, на территории к указанному времени из военнопленных (были и другие категории лиц, находящиеся в заключении за деяния во время ВОВ) остались только те, в отношении которых велись следственные действия по военным преступлениям + те, кто отбывал за них наказания. Так же в заключении из иностранных граждан (не проживавших на территории СССР на момент начала ВОВ - не только граждан 3-го Рейха) находились те, кто совершал уголовные преступления во времена ВОВ и по её окончании, а также во время плена. Немалую долю среди тех, кто в Германии числился в плену, были уже умершие от ран и по иным причинам. Суммарно, к визиту Аденауэра в плену оставались только те, кто был замешан в военных или иных преступлениях на территории СССР независимо от должности + пособники оккупационной власти из числа граждан СССР (но за них Аденауэр просить не мог никаким образом, ни юридически, ни политически)К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3229 дней]

Напишите отзыв о статье "Аденауэровская амнистия"



Примечания

  1. Солженицын А. И. Часть Шестая. — Ссылка; Глава 6 — Ссыльное благоденствие // [www.solzhenitsyn.ru/proizvedeniya/arhipelag_gulag/arhipelag_gulag_tom3.pdf Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. V — VII] / Ред. Н. Д. Солженицына. — Екатеринбург: У-Фактория, 2006. — Т. III. — С. 394.

Ссылки

  • [army.armor.kiev.ua/hist/dolgplen.shtml Веремеев Ю. Красная Армия и Вторая Мировая война ]

Литература

Отрывок, характеризующий Аденауэровская амнистия

– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»