Общество ревнителей художественного слова

Общество ревнителей художественного слова (ОРХС), также Академия стиха, Поэтическая академия, Проакадемия — литературное объединение, существовавшее в Петербурге в 1909—1914 годах (по другому источнику — возможно, до весны 1916 года). Общество сформировалось вокруг Вячеслава Иванова при журнале «Аполлон», став своеобразным продолжением литературно-философских «Ивановских сред».

Описание

Предтечей создания общества стали встречи («Проакадемия») весной 1909 года на «башне» — в квартире В.Иванова по адресу: ул. Таврическая, д.25, кв.24. На встречах, которые состоялись восемь раз, Иванов читал курс древнегреческого стихосложения молодым поэтам, среди которых присутствовали «недостаточно [по их словам] владеющие своим ремеслом» Н. С. Гумилёв, П. П. Потёмкин и А. Н. Толстой, по инициативе которых эти встречи и были организованы.

После просьбы Гумилёва о возобновлении весенних лекций в сентябре 1909 года был проведён ряд мероприятий по организации общества, завершившихся к середине октября. Местонахождением ОРХС стала редакция журнала «Аполлон», редактор и издатель которого, С. К. Маковский, стал одним из учредителей общества. Другими организаторами выступили И. Ф. Анненский и В. И. Иванов, в первоначальный состав правления также вошли В. Я. Брюсов, М. А. Кузмин, А. А. Блок и Е. А. Зноско-Боровский.

Собрания общества проходили один или два раза месяц, с осени по весну с перерывом на лето. Это продолжалось в течение трёх сезонов. Осенью 1911 года в результате расхождения во взглядах Н. С. Гумилёв и С. М. Городецкий создали оппозиционное общество — «Цех поэтов». 18 февраля 1912 года на заседании ОРХС «цеховики» порвали с Академией стиха и весной того же года объявили о новом направлении — акмеизме.

После того, как Иванов, который был в ОРХС непререкаемым авторитетом, уехал в мае 1912 года за границу более чем на год и затем переехал в Москву, деятельность общества практически прекратилась, превратившись в «Академию без Ломоносова». Попытки некоторых членов ОРХС воскресить общество первоначально не приносили успеха, и весной 1913 года Н. В. Недоброво и А. Д. Скалдин создали новый кружок («возрождение ОРХС») в противовес «Цеху поэтов» — Общество Поэтов («Физа»). Но осенью 1913 года деятельность ОРХС всё-таки удалось возродить, в новый состав совета общества вошли В. А. Чудовский и Н. С. Гумилёв. Второй период жизни общества продлился, предположительно, до весны 1916 года.

«Общество ревнителей художественного слова» было местом для выступлений и чтений для большинства писателей школы символизма, став таким образом важной частью истории русской культуры начала XX века.

Литература

• Общество ревнителей художественного слова // [slovari.yandex.ru/~книги/Гуманитарный%20словарь/Общество%20ревнителей%20художественного%20слова/%7Cтом=2%7Cместо=М Российский гуманитарный энциклопедический словарь: В 3 т.]. — Гуманит. изд. центр ВЛАДОС: Филол. фак. С.-Петерб. гос. ун-та, 2002. — 720 с.
• Шруба М. Общество ревнителей художественного слова // Литературные объединения Москвы и Петербурга 1890-1917 годов: Словарь. — М: Новое литературное обозрение, 2004. — С. 156-159. — 448 с.

Отрывок, характеризующий Общество ревнителей художественного слова

Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.