Акула-монстр
Поделись знанием:
К:Фильмы 1984 года
Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
| Акула-монстр | |
| Shark: Rosso nell'oceano | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Мино Лой |
| Автор сценария |
Джанфранко Клеричи |
| В главных ролях |
Майкл Сопкив |
| Кинокомпания |
Filmes International, |
| Длительность |
90 мин |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Акула-монстр» (итал. Rosso nell'oceano) — фильм ужасов итальянского режиссёра Ламберто Бава.
Варианты названия
- «Акула — океан крови» (Shark Rosso nell’Oceano) — США
- «Кровавая акула в океане» (Red Shark in the Ocean)— США
- «Океан крови» (Red Ocean)— США
- «Дьявольская рыба» (Devil Fish)— США
- «Рыба-дьявол» (Devilfish) — США
- «Поглощенные волнами» (Devouring Waves)— США
- «Апокалипсис в кровавом океане» (Apocalypse dans l’ocean rouge) — Франция
- «Акула-Монстр» (Monster Shark) — Филиппины
- «Чудовище-акула» (Monster Shark) — СССР
Сюжет
На побережье Флориды появляется гигантская акула. Тварь вечно голодна и размножается весьма своеобразным образом. Ученая Стелла Дикенс пытается разобраться откуда эта особь взялась. Откуда ей было знать, что акула — продукт биологических экспериментов, затеянных военщиной…
Режиссёр Л. Бава указал в титрах свой псевдоним — Джон Олд (англ. John Old, Jr).
В ролях
- Уильям Бергер — профессор Дональд Вест
- Джанни Гарко — шериф Гордон
- Валентина Монье — доктор Стелла Дикенс
- Майкл Сопкив — Питер
- Айрис Пейнадо— Сандра Хейес
- Лоренс Моргант — доктор Боб Хоган
- Чинция де Понти — Флоринда
- Пол Бранко — доктор Дэвис Баркер
- Дагмар Лассандер — Соня Вест
|
Это заготовка статьи об итальянском кинофильме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Напишите отзыв о статье "Акула-монстр"
Отрывок, характеризующий Акула-монстр
Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
