Жуковская, Александра Васильевна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александра Васильевна Жуковская
Род деятельности:

фрейлина

Дата рождения:

11 ноября 1842(1842-11-11)

Место рождения:

Дюссельдорф (по другим указаниям Баден-Баден)

Дата смерти:

26 августа 1912(1912-08-26) (69 лет)

Место смерти:

Вендишбора, Германия

Отец:

Жуковский, Василий Андреевич

Мать:

Рейтерн, Елизавета Андреевна

Супруг:

1. (?) Алексей Александрович
2.Барон Кристиан Генрих фон Верман

Дети:

Алексей Алексеевич Белёвский-Жуковский (1871-1932)

Александра Васильевна Жуковская, баронесса Седжиано, в замужестве баронесса Верман (1842—1912) — фрейлина, дочь поэта В.А.Жуковского, предположительно морганатическая супруга великого князя Алексея Александровича, брак с которым был расторгнут; мать его единственного сына[1].



Биография

Её отец Василий Андреевич Жуковский был воспитателем наследника цесаревича Александра (будущего императора Александра II). В 1841, в связи с совершеннолетием наследника, Жуковский ушёл в отставку. В этом же году в Дюссельдорфе состоялось бракосочетание 58-летнего поэта с 20-летней Елизаветой Евграфовной Рейтерн (18211856), дочерью его давнишнего приятеля, живописца Е. Р. Рейтерна. Она родила ему 2 детей.

Жуковский жил в Германии последние 12 лет своей жизни в окружении семьи. Для дочери Александры и её брата Павла он написал цикл «Стихотворения, посвящённые Павлу Васильевичу и Александре Васильевне Жуковским», с помощью которых его маленькие дети, рожденные в Германии, осваивали русский язык.

После смерти родителей Саша Жуковская была назначена фрейлиной двора. Императрица Мария Александровна её любила и приближала к себе. По словам современницы, в свете тогда блистали две звезды, две фрейлины — княжна Мария Мещерская и Александра Жуковская[2]:

Последняя, не была особенно хороша собой, кроме очень красивых серых глаз, которым она придавала иногда вдумчивое и мечтательное выражение. Были у неё великолепные белокурые волосы и свежий цвет лица, черты же её были скорее крупные, рот с выдающимися вперед белыми зубами. Туалеты её были превосходны по вкусу и роскоши, и она умела исправлять массой тюля и длинными буклями не совсем правильную линию своего стана. Она была умна, образованна, особенно сведуща в немецкой литературе, которую очень любила, умела применяться ко всякого рода собеседникам и пользовалась большим успехом у мужчин, не стесняясь никакой темой разговоров.
Мещерская и Жуковская были очень дружны между собой. Молодые великие князья не оставались равнодушными к их чарам и на всех балах много с ними танцевали. Жуковская способствовала роману цесаревича Александра (будущего императора Александра III) и Марии Мещерской[3].

Как пишет мемуарист С.Шереметев :"Ничего не было общего между нею и княжною Мещерскою. Очень заявила она себя вовлечь в свои сети добродшных простецов. Она попробовала свои силы на Н.П.Литвинове, потом на князе В.А.Барятинском и окончательно остановилась на в.к. Алексее Александровиче. Роман ее известен. И она должна была покинуть двор. Когда великий князь, желая исполнить долг порядочного человека, хотел на ней жениться, родители это не позволили!"

В возрасте двадцати лет великий князь Алексей Александрович, 4-й сын Александра II, по общепринятому мнению, тайно женился на Жуковской (нет точных сведений, когда и где: по одним сведениям в Италии, по другим — 9/21 сентября 1868 года в русской православной церкви в Женеве), но брак был не одобрен императором и расторгнут Синодом, так как Александра была ему не ровней. По другим сведениям, отношения между Александрой Васильевной и великим князем остались лишь внебрачной связью (хотя в письмах он называл её «женой»[4]). В момент начала романа ему было 19, а ей 27 лет. В воспоминаниях Е. П. Летковой-Султановой история, о которой в своё время говорил «весь Петербург», записана со слов Павла Жуковского и содержит интересную деталь: узнав, что сестра беременна, он явился к великому князю, потребовал дуэли, а когда Александр II запретил сыну принять вызов, Жуковский открыто протестовал против решения императора. Великий князь хотел жениться, но Александр II не разрешил и отправил его на два года в кругосветное плавание; Жуковскую выслали за границу, вслед за ней уехал и её брат[5]. В Государственном архиве РФ сохранился дневник-собрание писем великого князя, который он вел в разлуке[6].

Вспомнил я Твою маленькую комнату, где мы, бывало, так часто сидели, и стало мне опять тяжело одному и захотелось во что бы то ни стало написать Тебе, но потом я вспомнил, что это невозможно, и я скучный и печальный пошел спать, но долго не мог заснуть, и хотел я Тебя видеть, с Тобой забыть весь мир, Тебя одну хочу я, и отняли Тебя у меня, и проклинал я всех людей и всех, всех на свете.

20 августа 1871 года Алексея Александровича отправили в кругосветное плавание, а 26 ноября того же года Александра родила в Зальцбурге сына от великого князя, названного в честь отца Алексеем. Великий князь находился в море 2 года, за это время Жуковская была подвергнута сильному давлению со стороны императорской фамилии и отношения были прерваны по её инициативе.

24 марта 1875 г. мальчик вместе с матерью получил в Республике Сан-Марино баронский титул и фамилию Седжиано, так как Алексей Александрович приобрел для неё имение в Италии с правом на титул баронессы Седжиано и с высочайшего соизволения образовал из собственных средств особый неприкосновенный капитал в 100 000 рублей серебром для сына. 21 марта 1884 г. по просьбе Павла Васильевича, брата Александры, обратившегося к новому императору Александру III, 13-летнему мальчику были пожалованы титул и фамилия графа Белевского (Белёвский уезд Тульской губернии был родиной его деда — В. А. Жуковского). 14 января 1913 года ему разрешено присоединить фамилию Жуковских. Титул графа Белевского-Жуковского передавался только по мужской линии, потомки женского пола были графинями Белевскими.

14 декабря 1875 года 33-летняя Александра Васильевна вышла замуж за саксонского полковника, барона Кристиана Генриха фон Вёрмана, российского подданого и владельца имения Вендишбора[7]. В связи с замужеством получила вексель на крупную сумму, а позднее Александр III назначил ей пожизненную пенсию, распорядителем которой был назначен великий князь Алексей Александрович. Великий князь же больше не женился и вел жизнь бонвивана, полную амурных похождений: поскольку он был флотским командиром, о нем даже говорили, что его жизнь состояла из «вертких дам и неповоротливых кораблей».

Упоминается портрет Александры, написанный её братом.

Потомки

  1. граф Алексей Алексеевич Белёвский-Жуковский (26 ноября 1871, Зальцбург — убит в Тбилиси между 1930 и 1932), её сын от великого князя. Детство и юность провёл в Германии, в Бадене. Служил вольноопределяющимся в Сумском драгунском полку. После производства в офицеры — ординарец вел. кн. Сергея Александровича (1904). В должности шталмейстера высочайшего двора. В 1905—1914 гг. проживал на собственной вилле в Баден-Бадене. В 1-м браке с 15.08.1894 г. с княжной Трубецкой Марией Петровной, (05.06.1872-20.03.1954 гг.), фрейлиной вел. кн. Елизаветы Федоровны, внучатой племянницей князя Сергея Петровича Трубецкого. Во 2-м браке с баронессой Шеппинг Натальей Владимировной (1888—1965). Дети от первого брака[8]:
    1. Елизавета (08.09.1896-30.07.1975, Нью-Джерси), 1-й муж — Петр Глинка-Перевозчиков (1872—1937), 2-й муж — Артур Лурье (14 мая 1892 — 13 ноября 1966)
      1. Мария Перевозчикова (27 декабря 1917 — 1 августа 1990). Муж — Люсьен Тессье
        1. Алексей Тессье (р. 27 августа 1946, Париж)
        2. Мари Беатрис Тессье (р. между 1950 и 1951 г.)
      2. Дмитрий Перевозчиков (24 июня 1919 — 23 августа 1960). Жена — Мария Урусова
    2. Александра (19.02.1899-?), 1-й муж — Генрих Лепп, 2-й муж — Георгий Флевицкий
    3. Мария (26.10.1901-18.08.1996), в первом браке за Владимиром Сергеевичем Свербеевым (1892—1951), во втором за Владимиром Александровичем Янушевским, скончалась в Париже
      1. Елизавета Свербеева (р. 28 августа 1923). 1-й муж — Alexander Tarsaide, 2-й муж — Charles Byron-Patrikiades
    4. Граф Сергей Алексеевич Белевский-Жуковский (8.02.1904-27.11.1956, Лос-Анджелес[9]). Жена — Нина Боткина (1901—1966)
      1. Елена Сергеевна (род. 31.8.1929) живет во Франции. 1-й муж — Николай Можайский (р. 17 июня 1928), 2-й муж — граф Кирилл Михайлович Нирот (р. 14 апреля 1930)[10]
        1. Алексей Можайский-Нирот (р. 20 декабря 1951). Жена — Памела Вальдбауэр (р. 17 марта 1953)
          1. Кэтрин Нирот (р. 27 февраля 1983, Коннектикут, США)
          2. Кристофер Нирот (р. 23 августа 1989, Коннектикут, США)
        2. граф Петр Нирот (р. 17 июня 1957)
        3. графиня Елизавета Нирот (р. 2 февраля 1966, Хьюстон)

Напишите отзыв о статье "Жуковская, Александра Васильевна"

Примечания

  1. Мария Соколова. [www.spb.aif.ru/society/people/moya_svyatynya_kak_doch_poeta_zhukovskogo_stala_zhenoy_syna_imperatora «Моя святыня». Как дочь поэта Жуковского стала «женой» сына императора]. www.spb.aif.ru. Проверено 29 августа 2016.
  2. Е. А. Нарышкина. Мои воспоминания. Под властью трех царей. — М.: Новое литературное обозрение, 2014. — 688 с.
  3. [www.peoples.ru/love/alexander-mariya/ Две Марии Александра Третьего]
  4. Например, он писал матери: «Ты понимаешь, что такое чувства? Иметь жену, иметь дитя и бросить их. Любить больше всего на свете эту женщину и знать, что она одна, забыта, брошенная всеми, она страдает и ждет с минуты на минуту родов. А я должен оставаться какой-то тварью, которого называют великим князем и который поэтому должен и может быть по своему положению подлым и гадким человеком. И никто не смеет ему этого сказать. Дай мне лучше надежду. Я не могу так жить, клянусь тебе Богом. Помогите мне, возвратите мне честь и жизнь, она в ваших руках»
  5. [www.runivers.ru/doc/d2.php?SECTION_ID=8517&PORTAL_ID=7779&CAT=Y&BRIEF=Y#38 Дневник Б. Л. Модзалевского, 1908 г.]
  6. [www.svobodanews.ru/content/transcript/1903099.html Недозволенная любовь в российском императорском доме]
  7. [www.otchizna.info/Otchizna/Kniga.htm Материалы 8-х Савёловских чтений. // Генеалогический вестник.- 2002.- № 8.]
  8. [www.regiment.ru/bio/B/249.htm Граф Белевский-Жуковский Алексей Алексеевич]
  9. [rom-dinastiya.narod.ru/Z7.html Потомки генерал-адмирала]
  10. [thepeerage.com/p11112.htm#i111120 thepeerage.com]

Отрывок, характеризующий Жуковская, Александра Васильевна

– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».