Жуковская, Александра Васильевна
Александра Васильевна Жуковская | |
Род деятельности: |
фрейлина |
---|---|
Дата рождения: | |
Место рождения: |
Дюссельдорф (по другим указаниям Баден-Баден) |
Дата смерти: |
26 августа 1912 (69 лет) |
Место смерти: |
Вендишбора, Германия |
Отец: | |
Мать: |
Рейтерн, Елизавета Андреевна |
Супруг: |
1. (?) Алексей Александрович |
Дети: |
Алексей Алексеевич Белёвский-Жуковский (1871-1932) |
Александра Васильевна Жуковская, баронесса Седжиано, в замужестве баронесса Верман (1842—1912) — фрейлина, дочь поэта В.А.Жуковского, предположительно морганатическая супруга великого князя Алексея Александровича, брак с которым был расторгнут; мать его единственного сына[1].
Биография
Её отец Василий Андреевич Жуковский был воспитателем наследника цесаревича Александра (будущего императора Александра II). В 1841, в связи с совершеннолетием наследника, Жуковский ушёл в отставку. В этом же году в Дюссельдорфе состоялось бракосочетание 58-летнего поэта с 20-летней Елизаветой Евграфовной Рейтерн (1821—1856), дочерью его давнишнего приятеля, живописца Е. Р. Рейтерна. Она родила ему 2 детей.
Жуковский жил в Германии последние 12 лет своей жизни в окружении семьи. Для дочери Александры и её брата Павла он написал цикл «Стихотворения, посвящённые Павлу Васильевичу и Александре Васильевне Жуковским», с помощью которых его маленькие дети, рожденные в Германии, осваивали русский язык.
После смерти родителей Саша Жуковская была назначена фрейлиной двора. Императрица Мария Александровна её любила и приближала к себе. По словам современницы, в свете тогда блистали две звезды, две фрейлины — княжна Мария Мещерская и Александра Жуковская[2]:
цесаревича Александра (будущего императора Александра III) и Марии Мещерской[3].Как пишет мемуарист С.Шереметев :"Ничего не было общего между нею и княжною Мещерскою. Очень заявила она себя вовлечь в свои сети добродшных простецов. Она попробовала свои силы на Н.П.Литвинове, потом на князе В.А.Барятинском и окончательно остановилась на в.к. Алексее Александровиче. Роман ее известен. И она должна была покинуть двор. Когда великий князь, желая исполнить долг порядочного человека, хотел на ней жениться, родители это не позволили!"
В возрасте двадцати лет великий князь Алексей Александрович, 4-й сын Александра II, по общепринятому мнению, тайно женился на Жуковской (нет точных сведений, когда и где: по одним сведениям в Италии, по другим — 9/21 сентября 1868 года в русской православной церкви в Женеве), но брак был не одобрен императором и расторгнут Синодом, так как Александра была ему не ровней. По другим сведениям, отношения между Александрой Васильевной и великим князем остались лишь внебрачной связью (хотя в письмах он называл её «женой»[4]). В момент начала романа ему было 19, а ей 27 лет. В воспоминаниях Е. П. Летковой-Султановой история, о которой в своё время говорил «весь Петербург», записана со слов Павла Жуковского и содержит интересную деталь: узнав, что сестра беременна, он явился к великому князю, потребовал дуэли, а когда Александр II запретил сыну принять вызов, Жуковский открыто протестовал против решения императора. Великий князь хотел жениться, но Александр II не разрешил и отправил его на два года в кругосветное плавание; Жуковскую выслали за границу, вслед за ней уехал и её брат[5]. В Государственном архиве РФ сохранился дневник-собрание писем великого князя, который он вел в разлуке[6].
20 августа 1871 года Алексея Александровича отправили в кругосветное плавание, а 26 ноября того же года Александра родила в Зальцбурге сына от великого князя, названного в честь отца Алексеем. Великий князь находился в море 2 года, за это время Жуковская была подвергнута сильному давлению со стороны императорской фамилии и отношения были прерваны по её инициативе.
24 марта 1875 г. мальчик вместе с матерью получил в Республике Сан-Марино баронский титул и фамилию Седжиано, так как Алексей Александрович приобрел для неё имение в Италии с правом на титул баронессы Седжиано и с высочайшего соизволения образовал из собственных средств особый неприкосновенный капитал в 100 000 рублей серебром для сына. 21 марта 1884 г. по просьбе Павла Васильевича, брата Александры, обратившегося к новому императору Александру III, 13-летнему мальчику были пожалованы титул и фамилия графа Белевского (Белёвский уезд Тульской губернии был родиной его деда — В. А. Жуковского). 14 января 1913 года ему разрешено присоединить фамилию Жуковских. Титул графа Белевского-Жуковского передавался только по мужской линии, потомки женского пола были графинями Белевскими.
14 декабря 1875 года 33-летняя Александра Васильевна вышла замуж за саксонского полковника, барона Кристиана Генриха фон Вёрмана, российского подданого и владельца имения Вендишбора[7]. В связи с замужеством получила вексель на крупную сумму, а позднее Александр III назначил ей пожизненную пенсию, распорядителем которой был назначен великий князь Алексей Александрович. Великий князь же больше не женился и вел жизнь бонвивана, полную амурных похождений: поскольку он был флотским командиром, о нем даже говорили, что его жизнь состояла из «вертких дам и неповоротливых кораблей».
Упоминается портрет Александры, написанный её братом.
Потомки
- граф Алексей Алексеевич Белёвский-Жуковский (26 ноября 1871, Зальцбург — убит в Тбилиси между 1930 и 1932), её сын от великого князя. Детство и юность провёл в Германии, в Бадене. Служил вольноопределяющимся в Сумском драгунском полку. После производства в офицеры — ординарец вел. кн. Сергея Александровича (1904). В должности шталмейстера высочайшего двора. В 1905—1914 гг. проживал на собственной вилле в Баден-Бадене. В 1-м браке с 15.08.1894 г. с княжной Трубецкой Марией Петровной, (05.06.1872-20.03.1954 гг.), фрейлиной вел. кн. Елизаветы Федоровны, внучатой племянницей князя Сергея Петровича Трубецкого. Во 2-м браке с баронессой Шеппинг Натальей Владимировной (1888—1965). Дети от первого брака[8]:
- Елизавета (08.09.1896-30.07.1975, Нью-Джерси), 1-й муж — Петр Глинка-Перевозчиков (1872—1937), 2-й муж — Артур Лурье (14 мая 1892 — 13 ноября 1966)
- Мария Перевозчикова (27 декабря 1917 — 1 августа 1990). Муж — Люсьен Тессье
- Алексей Тессье (р. 27 августа 1946, Париж)
- Мари Беатрис Тессье (р. между 1950 и 1951 г.)
- Дмитрий Перевозчиков (24 июня 1919 — 23 августа 1960). Жена — Мария Урусова
- Мария Перевозчикова (27 декабря 1917 — 1 августа 1990). Муж — Люсьен Тессье
- Александра (19.02.1899-?), 1-й муж — Генрих Лепп, 2-й муж — Георгий Флевицкий
- Мария (26.10.1901-18.08.1996), в первом браке за Владимиром Сергеевичем Свербеевым (1892—1951), во втором за Владимиром Александровичем Янушевским, скончалась в Париже
- Елизавета Свербеева (р. 28 августа 1923). 1-й муж — Alexander Tarsaide, 2-й муж — Charles Byron-Patrikiades
- Граф Сергей Алексеевич Белевский-Жуковский (8.02.1904-27.11.1956, Лос-Анджелес[9]). Жена — Нина Боткина (1901—1966)
- Елена Сергеевна (род. 31.8.1929) живет во Франции. 1-й муж — Николай Можайский (р. 17 июня 1928), 2-й муж — граф Кирилл Михайлович Нирот (р. 14 апреля 1930)[10]
- Алексей Можайский-Нирот (р. 20 декабря 1951). Жена — Памела Вальдбауэр (р. 17 марта 1953)
- Кэтрин Нирот (р. 27 февраля 1983, Коннектикут, США)
- Кристофер Нирот (р. 23 августа 1989, Коннектикут, США)
- граф Петр Нирот (р. 17 июня 1957)
- графиня Елизавета Нирот (р. 2 февраля 1966, Хьюстон)
- Алексей Можайский-Нирот (р. 20 декабря 1951). Жена — Памела Вальдбауэр (р. 17 марта 1953)
- Елена Сергеевна (род. 31.8.1929) живет во Франции. 1-й муж — Николай Можайский (р. 17 июня 1928), 2-й муж — граф Кирилл Михайлович Нирот (р. 14 апреля 1930)[10]
- Елизавета (08.09.1896-30.07.1975, Нью-Джерси), 1-й муж — Петр Глинка-Перевозчиков (1872—1937), 2-й муж — Артур Лурье (14 мая 1892 — 13 ноября 1966)
Напишите отзыв о статье "Жуковская, Александра Васильевна"
Примечания
- ↑ Мария Соколова. [www.spb.aif.ru/society/people/moya_svyatynya_kak_doch_poeta_zhukovskogo_stala_zhenoy_syna_imperatora «Моя святыня». Как дочь поэта Жуковского стала «женой» сына императора]. www.spb.aif.ru. Проверено 29 августа 2016.
- ↑ Е. А. Нарышкина. Мои воспоминания. Под властью трех царей. — М.: Новое литературное обозрение, 2014. — 688 с.
- ↑ [www.peoples.ru/love/alexander-mariya/ Две Марии Александра Третьего]
- ↑ Например, он писал матери: «Ты понимаешь, что такое чувства? Иметь жену, иметь дитя и бросить их. Любить больше всего на свете эту женщину и знать, что она одна, забыта, брошенная всеми, она страдает и ждет с минуты на минуту родов. А я должен оставаться какой-то тварью, которого называют великим князем и который поэтому должен и может быть по своему положению подлым и гадким человеком. И никто не смеет ему этого сказать. Дай мне лучше надежду. Я не могу так жить, клянусь тебе Богом. Помогите мне, возвратите мне честь и жизнь, она в ваших руках»
- ↑ [www.runivers.ru/doc/d2.php?SECTION_ID=8517&PORTAL_ID=7779&CAT=Y&BRIEF=Y#38 Дневник Б. Л. Модзалевского, 1908 г.]
- ↑ [www.svobodanews.ru/content/transcript/1903099.html Недозволенная любовь в российском императорском доме]
- ↑ [www.otchizna.info/Otchizna/Kniga.htm Материалы 8-х Савёловских чтений. // Генеалогический вестник.- 2002.- № 8.]
- ↑ [www.regiment.ru/bio/B/249.htm Граф Белевский-Жуковский Алексей Алексеевич]
- ↑ [rom-dinastiya.narod.ru/Z7.html Потомки генерал-адмирала]
- ↑ [thepeerage.com/p11112.htm#i111120 thepeerage.com]
Отрывок, характеризующий Жуковская, Александра Васильевна
– Мавруша, скорее, голубушка!– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.
Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».