Алянский, Самуил Миронович
Самуил Миронович Алянский (16 (28) мая 1891, Санкт-Петербург — 18 июля 1974, Москва) — российский издатель и редактор.
Основатель и руководитель издательства «Алконост» (1918—1923), в котором выходили книги Анны Ахматовой, Андрея Белого, Александра Блока, Вячеслава Иванова, Фёдора Сологуба и других авторов, в основном символистского лагеря. Современный исследователь отмечает в связи с этим: «Самое имя С. М. Алянского знаменует целую эпоху в истории отечественной книги»[1].
Затем в 1929—1932 гг. возглавлял Издательство писателей в Ленинграде, в котором публиковались Вениамин Каверин, Юрий Тынянов, Константин Федин, Ольга Форш, Мариэтта Шагинян и другие. В дальнейшем работал редактором, главным образом, в Государственном издательстве детской литературы.
Опубликовал мемуарный труд «Встречи с Александром Блоком» (М., Детская литература, 1969, 2-е изд. 1972).
Умер в Москве. Похоронен на семейном участке Казанского кладбища в городе Пушкине.
Напишите отзыв о статье "Алянский, Самуил Миронович"
Примечания
- ↑ [www.judaica.kiev.ua/Eg_14/14-18.htm Яков Бердичевский. Еврейские книжники: Из истории людей и экслибрисов] // «Егупец», вып. 14 (2004).
Ссылки
- [www.nasledie-rus.ru/podshivka/6616.php Вадим Сабинин-Кнорре. Узы и судьбы] // «Наше Наследие», № 66, 2003.
- [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=95804 Марина Колотило. Толстовский дом. Созвездие имён]./ М. Н. Колотило; под научной редакцией доктора исторических наук В. Г. Смирнова-Волховского. — Санкт-Петербург : Искусство России, 2011. — 387 с. : ил., портр., факс. ; 22 см. — (Серия «Толстовский дом»; вып. 2).
Литература
- Белов С. В. Мастер книги: Очерк жизни и деятельности С. М. Алянского. — М., 1979.
Отрывок, характеризующий Алянский, Самуил Миронович
22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
