Анакты
Анакты (Анаки, микен. Ванакты) — древнегреческие божества, чей культ существовал в Аттике и Аргосе и схож с близнечным культом в Лаконике и Мессении, но имел в этих полисах меньшее значение. В микенских текстах упомянуты wa-na-so-i (две ванассы-владычицы?)[1], слово «ванакт» в микенскую эпоху было титулом царя.
Анакты — эпитет Диоскуров в Аргосе[2]. Анакий — храм Диоскуров в Афинах[3].
Как разъясняет Павсаний, Анактов называли Диоскурами, Куретами, а более знающие — Кабирами. Тайное служение в честь сынов Анактов совершалось в Амфиссе[4].
Согласно источнику Цицерона, три анакта были сыновьями Зевса первого и Персефоны, их звали Дионисий, Евбулей и Тритопатрей[5].
Тритопатры у Цицерона названы древнейшими Диоскурами в Афинах. Их имена: Загрей, Евбулей и Дионис либо Бритомарт, Гий и Евбулей[6].
Напишите отзыв о статье "Анакты"
Примечания
- ↑ Предметно-понятийный словарь греческого языка. Микенский период. Л., 1986. С.144
- ↑ Павсаний. Описание Эллады II 22, 6; 36, 6
- ↑ Фукидид. История VIII 93, 1
- ↑ Павсаний. Описание Эллады X 38, 7
- ↑ Цицерон. О природе богов III 53
- ↑ Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.3. С.431
Отрывок, характеризующий Анакты
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.
В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
