Аполлинарий (Дубинин)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Аполлинарий и фамилией Дубинин.

Епископ Аполлинарий
1-й епископ Курский
c 2000
Церковь:	Древлеправославная церковь России (Курская епископия)
Имя при рождении:	Александр Григорьевич Дубинин
Принятие священного сана:	1990
Принятие монашества:	1990
Епископская хиротония:	2000

Епископ Аполлинарий (в миру Александр Григорьевич Дубинин; род. Орловская область, РСФСР) — старообрядческий архиерей, профессор Московского химико-технологического института имени Д. И. Менделеева и специалист по биоэлектрохимии; предстоятель Древлеправославной церкви России (Курской епископии).

Биография

Родился в верующей старообрядческой семье в Орловской области. В 1971 году окончил Московский химико-технологический институт имени Д. И. Менделеева по специальности инженер-технолог (технология электрохимических производств). Принят на работу в Российском химико-технологическом университете им. Д. И. Менделеева на кафедру «Процессы и аппараты химической технологии».

В 1990 году, когда старообрядческой общине Курска был передан Успенский храм XVIII века, старообрядцы пригласили занять должность священника Александра Дубинина.

В 1990 году был пострижен в иночество с наречением имени Аполлинарий, рукоположен в сан священноинока архиепископом Геннадием и в январе 1991 года направлен на приходское служение в Курск, продолжая совмещать служение с преподаванием в институте.

В декабре 1999 года из-за разногласий со вновь назначенным епископом Курским Львом, выражавшим неудовольствие относительно частых поездок Аполлинария в Европу и Америку на научные конференции по биоэлектрохимии и богословию без его разрешения, со стороны настоятеля и прихожан Успенского прихода в Курске было выражено недоверие епископу, вслед за чем 23 декабря 1999 года иеромонах Аполлинарий объявил об отделении курского прихода от Новозыбковской иерархии.

29 ноября 1999 года архиепископом Аристархом (Калининым) был запрещён в служении, но отреагировал обвинениями архиепископа Аристарха в ереси и объявил о своем отсоединении. 23 декабря 1999 года решением Совета Новозыбковской архиепископии священноинок Аполлинарий был лишен сана.

В 2000 году единолично рукоположен в архиерейское достоинство епископом Тульчинским Евмением (Титовым), управляющий древлеправославными общинами в Румынии, который поддержал Аполлинария в его претензиях к руководству Архиепископии.

19 апреля 2000 года епископа Аполлинария задержали в Брянской области на границе с Белоруссией со старообрядческими книгами, которые посчитали контрабандой в связи с чем было возбуждено уголовное дело по статье 188 часть 2 УК РФ (контрабанда культурных ценностей), которое передали в Брянское отделение ФСБ. Брянский суд приговорил епископа Аполлинария к трем годам лишения свободы, однако его сразу амнистировали по случаю 55-летия окончания Второй мировой войны. Епископ Аполлинарий не признал себя виновным и до настоящего времени борется за отмену решения суда.

23 февраля 2001 года за раскольническую деятельность иерархией Новозыбковской архиепископии соборно отлучен от Церкви.

В 2003 году официально зарегистрировал в органах юстиции Курскую епископию.

Постоянно проживает в Щёлкове (Московская область).

Ссылки

• Александр Петров [ng.ru/problems/2004-06-16/4_hram.html Учёный остался без храма] интервью с епископом Курским Аполлинарием (Дубининым) // «Независимая газета», 16.06.2004
• [www.portal-credo.ru/site/?act=authority&id=210 Древлеправославный епископ Курский Аполлинарий (Дубинин): «Мой храм захвачен новозыбковским Патриархом, а власти все пустили на самотек»]

Отрывок, характеризующий Аполлинарий (Дубинин)

На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.