Арсеньева, Варвара Михайловна
| Варвара Михайловна Арсеньева | |
| Род деятельности: |
обер-гофмейстерина |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: |
Михаил Афанасьевич Арсеньев |
| Награды и премии: |
|
Варва́ра Миха́йловна Арсе́ньева (1676 — ок. 1730) — обер-гофмейстерина своей племянницы княжны Меншиковой, невесты Петра II.
Фрейлина Екатерины I, любовница Петра I, своячница Александра Меншикова, вместе с ним попавшая в опалу при новом правлении и сосланная в монастырь.
Содержание
Биография
Младшая дочь стольника и якутского воеводы Михаила Афанасьевича Арсеньева. Её родная сестра Дарья в 1706 году вышла замуж за Меншикова. Не отличалась красотой, но имела необыкновенный ум и прекрасное образование: «её дар слова и оживленность снискали ей уважение Петра I и привязанность Екатерины I». Была фрейлиною императрицы Екатерины. Согласно утверждениям современников, долгое время до этого Пётр I и Меншиков делили между собой благосклонность обеих сестер.
Валишевский пишет об этом:
Петр в это время избрал другую сестру Арсеньеву, Варвару, которую Меншиков надеялся сделать царицею, чтобы стать зятем царя. С этою целью он заботился об образовании новой фаворитки: «Для Бога Дарья Михайловна», — писал он Дарье Арсеньевой, — «принуждай сестру, чтобы она училась непрестанно, как русскому, так и немецкому ученью, чтобы даром время не проходило». Вильбуа описывает Варвару дурнушкой, но очень умной и злой.
Вот что он рассказывает о первых шагах её победы: «Петр любил все необыкновенное. За обедом он сказал Варваре: „Не думаю, чтобы кто-нибудь пленился тобою, бедная Варя, ты слишком дурна; но я не дам тебе умереть, не испытавши любви“. И тут же при всех повалил её на диван и исполнил своё обещание». Нравы тогдашнего общества допускали правдоподобие этого рассказа. Я уже указывал на странные отношения того времени между любовниками; на дикое извращение чувств и смешение связей. Петр и Меншиков, по-видимому, то и дело сменяли друг друга или делили права, которые должны бы исключать всякий дележ. В их отсутствие им отправляли послания, переполненные общими воспоминаниями и нежными призывами, то с той, то с другой стороны, нередко сопровождая их подарками вроде галстуков, сорочек или халатов своей работы. Дарья Арсеньева подписывается: «глупая», Анна Меншикова: «лядящая»[1].
В Меншиковском дворце имела свои комнаты, называемые Варвариными палатами.
После Петра
22 мая 1727 года при обручении своей племянницы Марии Меншиковой с императором Петром II, пожалована в обер-гофмейстерины двора царской невесты с ежегодным окладом в 2000 руб. и с предоставлением права «брать шаг после жен генерал-фельдмаршалов»; кроме того, ей было подарено несколько деревень.
После ареста Меншикова в сентябре того же года её положение изменилось: он был отправлен с семьей в ссылку, и хотя судьба Варвары решена не была, она отправилась вместе с сестрой. Посланный вдогонку из Петербурга капитан Шушерин настиг Меншиковых в Клину. Он доставил императорский указ: отобрать у изгнанников все ордена и отвезти Варвару в Александровскую слободу в Успенский монастырь, поскольку Остерман сильно опасался её предприимчивости и энергичности. Желая освободиться из заточения, Варвара отсюда писала к царевнам Екатерине и Прасковье Ивановнам, к княгине Татьяне Кирилловне Голицыной, к М. М. Ржевской, Толстой и прочим влиятельным дамам того времени, слала им подарки — но все было напрасно.
С появлением в Москве подмётного письма (24 марта 1728), положение Меньшиковых ухудшилось: решено было Меньшикова с семьей отправить в Берёзов, а Варвару Михайловну «послать в Белозерский уезд, в Горицкий девичий монастырь и там её постричь при унтер-офицере, который её повезёт, и велеть ей там по тому же быть несходно, а игуменье смотреть над нею, чтобы никто, ни к ней, ни от неё не ездил и писем она не писала». Обряд пострижения видел унтер-офицер Верёвкин, и Варвара Михайловна была наречена Варсонофьей.
В Горицком монастыре она не вынесла несчастья и скончалась в 1729, спустя год.
Награды
29 июня 1727 года пожалована вместе с племянницами Марией и Александрой орденом Святой Екатерины 1 степени[2]. После свержения Меншикова орден был изъят 14 октября 1727 года капитаном Пырским, сопровождавшим семью в ссылку[3].
Напишите отзыв о статье "Арсеньева, Варвара Михайловна"
Примечания
- ↑ [books.google.com/books?id=k2nNh4V3DKAC&pg=PT179&dq=%D0%BC%D0%B0%D1%80%D0%B8%D1%8F+%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D1%82%D0%B5%D0%BC%D0%B8%D1%80&lr=&as_drrb_is=q&as_minm_is=0&as_miny_is=&as_maxm_is=0&as_maxy_is=&as_brr=3&ei=M-3WSruXCIP8zQSloPy8Dg&hl=ru#v=onepage&q=%D0%BC%D0%B0%D1%80%D0%B8%D1%8F%20%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D1%82%D0%B5%D0%BC%D0%B8%D1%80&f=false Константин Валишевский. Петр Великий]
- ↑ [www.truten.ru/books/pdf/7/5.pdf Кавалеры ордена СВятой Екатерины.]
- ↑ Н.И. Павленко. Крушение. Ссылка // Александр Данилович Меншиков. — М: «Наука», 1981. — С. 160. — 140 000 экз.
Ссылки
- [www.alexnews.info/archives/2502 Опальная свояченица князя Меншикова в александровском монастыре].
| ||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Арсеньева, Варвара Михайловна
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».
Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
