Арцыбашев, Николай Сергеевич

Николай Сергеевич Арцыбашев
Дата рождения:	1 (12) декабря 1771(1771-12-12)
Место рождения:	село Мамино Цивильского уезда Казанской губернии
Дата смерти:	27 августа (8 сентября) 1841(1841-09-08) (69 лет)
Место смерти:	село Рындино Цивильского уезда Казанской губернии
Научная сфера:	История

Никола́й Серге́евич Арцыба́шев (1773, село Мамино Цивильского уезда Казанской губернии — 1841, село Рындино Цивильского уезда Казанской губернии) — русский историк, поэт и прозаик.

Биография

Образование получил в немецком пансионе в Санкт-Петербурге. Недолго состоял в военной службе. Службу начал в лейб-гвардии Семёновском полку. С 1802 года был членом петербургского Вольного общества любителей словесности, наук и художеств. С 1811 года являлся членом Казанского общества любителей отечественной словесности. Стихи и прозу публиковал в журналах, иногда анонимно.

Главный труд Арцыбашева «Повествование о России» издан московским Обществом истории и древностей под наблюдением Погодина (3 т., Москва, 1838—1843). Он обнимает историю России с древнейших времен по 1698 год; четвёртая, не оконченная часть, не издана до сих пор. Ему принадлежит ещё ряд исследований по русской истории, изданных как отдельно, так и в исторических сборниках и периодических изданиях: «О первобытной России и её жителях» (Санкт-Петербург, 1809); «О степени доверия к истории, сочиненной кн. Курбским» («Вестник Европы», 1811, ч. CXVII, № 12); «О свойствах царя Ивана Васильевича» (там же, ч. CXIX, № 18); «Замечания на Историю государства Российского Карамзина» («Московский Вестник», 1828, ч XI, № 19 — 20, ч. XII, № 21; 1829 год, ч. III) и других.

Арцыбашев принадлежал к скептической школе русской историографии. Труды его не задаются ни философскими, ни художественными целями; он стремится лишь к критике фактов и к возможно точной передаче текста источников, очищая историю от всякого рода басен и сомнительных преданий. Этим объясняются его критические статьи, направленные против Н. М. Карамзина. Они вызвали горячую полемику и причинили много неприятностей как Арцыбашеву, так и М. П. Погодину, печатавшему их в своем журнале. Между прочим, Арцыбашев послужил мишенью для едкой сатиры князя П. А. Вяземского («Московский телеграф», 1828, № 19). Но труды Арцыбашева высоко ценились такими археографами, как Строев и канцлер Румянцев, и такими историками, как С. М. Соловьёв и К. Н. Бестужев-Рюмин.

«Повествование» Арцыбашева представляет свод тщательно собранных и сверенных известий и цитат из летописей и других источников и до сих пор не потеряло интереса для науки. 

Ссылки

• Арцыбашевы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [az.lib.ru/a/arcybashew_n_s/ Сочинения Арцыбашева на сайте Lib.ru: Классика]
• [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=1809 Николай Сергеевич Арцибашев «О тмуторокани. 1828», pdf]
• [feb-web.ru/feb/slovenc/es/es1/es1-0701.htm?cmd=2&istext=1 Творогов О. В. Арцыбашев Николай Сергеевич (Энциклопедия «Слова о полку Игореве»)]

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Арцыбашев, Николай Сергеевич

– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.