Ашурков, Никита Егорович

Никита Егорович Ашурков
Дата рождения	15 сентября 1919(1919-09-15)
Место рождения	д. Фокино, Дмитриевский уезд, Курская губерния ныне Курская область
Дата смерти	6 января 1995(1995-01-06) (75 лет)
Место смерти	д. Фокино, Дмитриевский район, Курская область
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1940—1944
Звание
Часть	155-й стрелковый полк, 14-я стрелковая дивизия, 14-я армия, Карельский фронт
Сражения/войны	Великая Отечественная война Оборона Заполярья
Награды и премии
В отставке	инвалид первой группы

Никита Егорович Ашурков (15 сентября 1919 год, д. Фокино, Дмитриевский уезд, Курская губерния — 6 января 1995 год, там же) — Герой Советского Союза, участник Великой Отечественной войны.

Довоенная биография

Никита Егорович Ашурков родился 15 сентября 1919 года в деревне Фокино Дмитриевского уезда Курской губернии.

Получил начальное образование, а уже в 1936 году начал работать рабочим фосфоритного завода.

Участие в ВОВ

В 1940 году Никиту Егоровича Ашуркова призвали в ряды РККА Дмитриевским райвоенкоматом Курской области. По распределению был направлен на Крайний Север.

В боях на Северном фронте (впоследствии, Карельском фронте) Великой Отечественной войны Никита Егорович Ашурков принимал участие с июня 1941 года. Сержант Никита Егорович Ашурков проявил отличие в октябре 1944 года, когда советские войска Карельского фронта в ходе Петсамо-Киркенесской операции разгромили 19-й горно-стрелковый корпус (20-я горная немецкая армия) и впоследствии очистили советское Заполярье от гитлеровцев.

11 октября 1944 года подразделения 155-го стрелкового полка, пройдя большой путь в глубоком тылу противника, вышли на дорогу Титовка — Петсамо. После небольшой подготовки эти подразделения 155-го стрелкового полка приступили к штурму сильно укреплённого узла гитлеровской обороны — высоты Придорожная. Перед наступавшей на главном направлении стрелковой роты был выдвинут пулемётный расчёт, командиром которого был сержант Анатолий Фёдорович Бредов, а наводчиком — Никита Егорович Ашурков. Гитлеровцы, укрепившиеся на высоте Придорожная, оказали сильное сопротивление, много раз переходя в контратаки, но каждый раз их встречали пулемётные очереди пулемёта под командованием Анатолия Бредова. Когда же гитлеровцы обнаружили местонахождение нашего пулемётного расчёта, они стали методично обстреливать наших пулемётчиков.

Направив непрекращающийся огонь на наших пулемётчиков, гитлеровцы стали их окружать, для того, чтобы взять в плен. Уже к этому времени остались в живых только Анатолий Бредов и Никита Ашурков. Когда закончились последние патроны для пулемёта, Анатолий Бредов и Никита Ашурков стали закидывать наступавшего врага гранатами. Когда гитлеровцы уже смыкали кольцо, Никита Егорович Ашурков поднялся во весь рост и со словами «Русские в плен не сдаются! Получайте, гады!» кинул гранату в наступавших нацистов. После этого Никита Ашурков и Анатолий Бредов, у всех на глазах обняв друг друга, последней гранатой подорвали себя вместе с пулемётом. Воодушевлённые этим подвигом, сослуживцы овладели высотой Придорожная.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года по представлению командования сержантам Анатолию Фёдоровичу Бредову посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Но всем бедам наперекор сержант Никита Егорович Ашурков не погиб: тяжело раненым сержант пять суток пролежал без сознания и на пятые сутки уже был подобран нашими санитарами, после чего получил заслуженные награды — орден Ленина и медаль «Золотая Звезда».

Послевоенная биография

Пройдя длительное лечение в госпиталях Мурманска, Петрозаводска и Череповца, инвалид I-й группы Никита Егорович Ашурков был демобилизирован и возвратился в родную деревню.

Никита Егорович Ашурков умер 6 января 1995 года.

Память

При финансировании колхоза «Ленинская искра» (Дмитриевский район, Курская область) Герою Советского Союза Никите Егоровичу Ашуркову был построен хороший дом, на котором сейчас прикреплена мемориальная доска с надписью: «Здесь живёт семья Героя Советского Союза Н. Е. Ашуркова».

Награды

• Медаль «Золотая Звезда»
• Орден Ленина
• Орден Отечественной войны 1-й степени
• медали

Литература

• Бортаковский Т. Остаться в живых! Неизвестные страницы Великой Отечественной. «Вече», 2015, ISBN 978-5-4444-3590-8

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1827 Ашурков, Никита Егорович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Ашурков, Никита Егорович

Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.