Багратиони, Михаил

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Багратион и Грузинский

Михаил Георгиевич Грузинский груз. მიხეილი
Князь Грузинский
Вероисповедание:	Православие
Рождение:	1783(1783) Тбилиси, Картли-Кахетинское царство
Смерть:	21 ноября 1862(1862-11-21) Санкт-Петербург, Российская империя
Место погребения:	Покровский монастырь в Москве
Род:	Багратионы
Отец:	Георгий XII Ираклиевич
Мать:	Мариам Георгиевна Цицишвили
Супруга:	холост
Дети:	бездетен

Михаил Багратиони (Михаил Георгиевич Грузинский) (1783 — 21 ноября 1862) — грузинский царевич из царской династии Багратионов.

Биография

Старший сын картли-кахетинского царя Георгия XII (1746—1800) от второго брака с княжной Мариам Георгиевной Цицишвили (1768—1850).

Родился в Тбилиси, в правление своего деда Ираклия II, когда его отец Георгий был еще наследным принцем. Во время краткого правления своего отца Георгия XII (1798—1800) Михаил, находившийся в подростковом возрасте, участвовал в организации постоянного грузинского войска. В 1800 году российский командующий в Грузии, генерал Иван Петрович Лазарев, сообщал, что из детей Георгия XII от второго брака, 16-летний Михаил был «самым перспективным … в силу своего возраста», он организовал регулярный егерский полк из своих сверстников, обучая его в соответствии с военными стандартами российской армии.

В декабре 1800 года тяжелобольной царь Грузии Георгий XII Ираклиевич скончался. В следующем 1801 года российский император Александр I Павлович подписал манфест о ликвидации царской властив Картли-Кахетинском царстве и о присоединении Восточной Грузии к Российской империи. В отличие от своих родственников, царевич Михаил Георгиевич не пытался сопротивляться новому режиму и добровольно согласился переселиться в Россию. Михаил Багратиони был переселен в Санкт-Петербург, где получил Орден Святой Анны 1-го класса и ежегодную пенсию. Его преданность российской короне была также очевидна, что позволило ему вернуться на родину в 1802 году. Михаил Георгиевич проживал до конца своей жизни в Санкт-Петербурге, помогая и защищая грузинских студентов.

В ноябре 1862 года 79-летний Михаил Георгиевич Грузинский скончался в Санкт-Петербурге и был похоронен в Покровском монастыре в Москве. Он не был женат и не оставил после себя детей.

Источники

• Berge, Adolf (1866). Акты, собранные Кавказскою Археографическою коммиссиею. Т. I [Acts collected by the Caucasian Archaeographic Commission, Vol. I] (in Russian). Tiflis: Typography of the Chief Administration of the Viceroy of Caucasus.
• Montgomery, Hugh, ed. (1980). Burke’s Royal Families of the World, Volume 2. London: Burke’s Peerage. ISBN 0850110297.

Отрывок, характеризующий Багратиони, Михаил

Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.