Байер, Герберт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Герберт Байер
Herbert Bayer
Дата рождения:

5 апреля 1900(1900-04-05)

Место рождения:

Хаг-ам-Хаусрукк, Австро-Венгрия

Дата смерти:

30 сентября 1985(1985-09-30) (85 лет)

Место смерти:

Монтесито, Калифорния, США

Гражданство:

Австро-Венгрия Австро-Венгрия
США США

Сайт:

[www.herbertbayer.org www.herbertbayer.org]

Герберт Байер (нем. и англ. Herbert Bayer; 1900, Хаг-ам-Хаусрукк — 1985, Монтесито[en]) — австрийский графический дизайнер, художник, фотограф, скульптор. Являлся видным представителем художественного движения Баухаус.



Биография

Герберт Байер родился 5 апреля 1900 года в небольшой деревне около Зальцбурга в северной части Австрии. В 19 лет он стал учеником художника Георга Шмидтхаммера, в мастерской которого занимался созданием постеров и рекламных плакатов.[1] В возрасте 21 года Байер отправился в Германию, где поработав некоторое время в мастерской венского архитектора Эммануэля Маргольда, вскоре присоединился к художественному движению Баухаус.

С 1928 года Байер занимал пост арт-директора немецкого издания журнала «Vogue». В 1938 году переехал в Америку, где в течение последующих лет работал в сфере дизайна.

Напишите отзыв о статье "Байер, Герберт"

Примечания

  1. Марго Григорян. [www.compuart.ru/article.aspx?id=8891&iid=368 Гениальная простота. Герберт Байер]. Журнал «КомпьюАрт». Проверено 26 апреля 2010. [www.webcitation.org/66x5i6Lgu Архивировано из первоисточника 16 апреля 2012].

Ссылки

  • [www.herbertbayer.org Официальный сайт]  (англ.)
  • [www.adcglobal.org/archive/hof/1975/?id=281 Краткая биография]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Байер, Герберт

«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.