Бальян, Никогос
Поделись знанием:
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
| Никогос Бальян | |
| Նիկողոս Բալյան Nigoğos Balyan | |
 Портрет Никогоса | |
| Основные сведения | |
|---|---|
| Работы и достижения | |
| Учёба: |
Колледж Сент-Барбе, Париж |
| Работал в городах | |
| Важнейшие постройки | |
Никогос Бальян также Нигогос Бальян (арм. Նիկողոս Բալյան, тур. Nigoğos Balyan; 1826, Стамбул — 1858, Стамбул) — османский архитектор из известной армянской династии архитекторов Бальянов.
Содержание
Биография
Родился в 1826 году в Стамбуле. Старший из четырёх сыновей архитектора Карапета Бальяна[1] и его жены Назени Бабаян. Братья Саркис, Акоп и Симон также были архитекторами. Никогос и Саркис вместе обучались в парижском художественном лицее, но из-за болезни Никогоса вынуждены были вернуться в Стамбул[2]. Здесь Никогос занялся собственными проектами, помогал отцу и брату, а также открыл школу архитекторов, в которой обучал техникам западной архитектуры.
Никогос умер в Стамбуле в возрасте 38 лет от брюшного тифа. Сын Никогоса, Левон, продолжил дело отца.
Важнейшие постройки
- Мечеть Малая Меджидие[tr] (1843)
- Дворец Ыхламур (1849)
- Мечеть Безмиалем Валиде Султан (совместно с отцом, 1852–1854)
- Вилла Адиле Султан[tr] (1853)
- Ортакёй (1854)
- Кючюксу (1857)
- Армянская больница
Напишите отзыв о статье "Бальян, Никогос"
Примечания
- ↑ [www.turkishculture.org/architecture/architects/balian-family/garabed-amira-876.htm Культурное наследие Турции. Карапет Амира Бальян]
- ↑ [www.westernarmenia.net/index.files/Balyan.htm Династия Бальян]. Армяне Стамбула. Проверено 30 июня 2013. [www.westernarmenia.net/index.files Архивировано из первоисточника 3 июля 2013].
См. также
Отрывок, характеризующий Бальян, Никогос
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
