Белый город (Тель-Авив)

Белый город Тель-Авив*
White City of Tel Aviv**
Всемирное наследие ЮНЕСКО
Страна	Израиль
Тип	Культурный
Критерии	ii, iv
Ссылка	[whc.unesco.org/en/list/1096 1096]
Регион***	Европа и Северная Америка
Включение	2003  (27 сессия)
* [whc.unesco.org/ru/list Название в официальном рус. списке] ** [whc.unesco.org/en/list Название в официальном англ. списке] *** [whc.unesco.org/en/list/?search=&search_by_country=&type=&media=&region=&order=region Регион по классификации ЮНЕСКО]

Белый город (иврит: העיר הלבנה, ха-ир ха-левана) — это название, данное некоторым районам в центре Тель-Авива из-за большого числа белых или окрашенных в светлые тона зданий, построенных между 1920 и 1950 годами в интернациональном стиле (баухаус).

Свыше 4000 строений этого стиля до сих пор можно увидеть в центре города. Тель-Авив имеет самую большую концентрацию таких строений в мире. В 2003 году ЮНЕСКО провозгласило «Белый город» Тель-Авива всемирным культурным наследием за «выдающийся пример нового градостроительства и архитектуры начала XX века». В заявлении также упоминалась уникальность адаптации современного интернационального стиля к культурным, климатическим и местным традициям города.

История

Тель-Авив был основан в 1909 году, когда территория современного Израиля ещё контролировалась Османской империей. Значительная еврейская иммиграция на протяжении XIX века была причиной перенаселения старого портового города Яффо. В результате несколько сотен семей основали новый город, первый еврейский город с библейских времён, на песчаных дюнах севернее Яффо. После прихода к власти нацистов в Германии в 1933 году оттуда в большом количестве стали прибывать еврейские беженцы. Среди них были строители, квалифицированные рабочие и архитекторы. Многие архитекторы были обучены в архитектурной школе Баухаус или подвержены её влиянию. Эта школа была закрыта в том же 1933 году по приказу нацистов.

Городское планирование началось с 1925 года генеральным планом Патрика Геддеса, который предусматривал главные дороги и бульвары одновременно с выделением в жилых кварталах озеленённых участков.

Эти обстоятельства обусловили благоприятную возможность для города приобрести новый облик. С одной стороны, в городе очень остро стоял жилищный вопрос, с другой стороны был избыток безработных архитекторов, обученных в школе Баухаус, продвигавшей архитектурный стиль, который был эстетичным, функциональным и экономичным. Тель-Авив был чистым холстом, городом с устоявшимся архитектурным стилем, но нуждавшимся в сотнях новых зданий. Баухаус предоставил Тель-Авиву модель, которая могла быть использована для создания новой восхитительной обстановки.

Из Европы на Ближний Восток

Баухаус был создан, чтобы отразить единение искусства и функциональности в послевоенной Европе. Для Тель-Авива этот стиль оказался идеальным. Здания могли возводиться быстро и дёшево, а в социалистической атмосфере тогдашней Палестины все аспекты и замыслы жилых строений в стиле баухаус могли быть использованы в полной мере.

Однако архитектура должна была адаптироваться к экстремальному пустынному и средиземноморскому климату. Белый и светлые цвета отражают тепло. Стены использовались не только для отделения, но и для защиты от солнца. Большие окна, которые пропускали свет, ключевой элемент баухауса в Европе, были заменены маленькими углублёнными окошками, задерживающими тепло и не пропускающими яркий свет. Длинные узкие балконы, надстроенные один над другим и потому затеняющие друг друга, позволяли в то же время наслаждаться бризом, дующим с моря с запада. Покатые крыши были заменены плоскими, обеспечивающими дополнительную площадь для жителей, где они могли «охлаждаться» вечерами и общаться. Позднее здания стали возводиться на колоннах, благодаря которым ветер дул под строением и охлаждал внутренние помещения, а также обеспечивал детям дополнительную территорию для игр.

Влияние на город

Архитектурный стиль и методы строительства, использовавшиеся в сотнях новых зданий, определили характер нового современного города. Большинство зданий были из бетона, и летом они невыносимо нагревались, несмотря на все их прогрессивные конструктивные особенности. Горожане выходили на улицы по вечерам в маленькие парки между зданиями и многочисленные кафе, где они могли насладиться вечерним воздухом. Эта традиция сохранилась и сейчас.

Жилая застройка предусматривала разнообразные сервисы, такие как детские сады, почтовые офисы, магазины и прачечные внутри жилых зданий. К тому же, так как дома имели свободные участки земли, жители могли выращивать собственные овощи. Это создавало чувство единения между людьми разных культур.

Многие здания этого периода были доведены до плачевного состояния. Вдобавок, перед вступлением в силу специального закона об охране архитектурных памятников, некоторые из них были разрушены. Однако многие уже отреставрированы, а как минимум ещё 1500 ждут реставрации.

Литература

• Озеров Е., Тель-Авив шаг за шагом: Семь прогулок по городу. – Модиин: Издательство Евгения Озерова, 2009. – 142 с., ил.
• Горн О., Тайны Белого города: Неизвестный Тель-Авив. – Тель-Авив, 2013. – 127 с., ил.

См. также

• Тель-Авив
• Баухаус
• Интернациональный стиль

Ссылки

• [www.white-city.co.il/english/index.htm Сайт муниципалитета Тель-Авива]
• [ru.beautiful-houses.net/2016/07/white-city-tel-aviv.html Белый город в Тель-Авиве] на сайте Самые красивые дома

Отрывок, характеризующий Белый город (Тель-Авив)

– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».