Берлин, Борис

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Борис Берлин
Дата рождения

27 мая 1907(1907-05-27)

Место рождения

Харьков, Российская империя

Дата смерти

24 марта 2001(2001-03-24) (93 года)

Место смерти

Торонто, Канада

Страна

Российская империя Российская империяКанада Канада

Профессии

педагог

Награды

Борис Берлин (англ. Boris Berlin; 27 мая 1907, Харьков — 24 марта 2001, Торонто) — канадский музыкальный педагог.

Учился в Севастополе, затем в 19231925 гг. в Женевской консерватории и наконец у Леонида Крейцера и Марка Гамбурга в Берлинской Высшей школе музыки. В 1925 г. он отправился на гастроли в Канаду, где и остался на всю жизнь. В 19251927 гг. он преподавал в Консерватории Гамбурга, с 1928 г. — в Торонтской консерватории, в 1931 г. принял канадское гражданство. В 1970 г. перешёл на работу на музыкальный факультет Торонтского университета. Среди его многочисленных учеников — ведущие канадские пианисты, в том числе Кристина Петровска.

Берлину принадлежит более 20 капитальных музыкально-педагогических сочинений, частично написанных в соавторстве (с Эрнестом Макмилланом и другими авторами). Эти работы в значительной степени восполнили недостаток национальной музыкально-педагогической литературы. За свою многолетнюю педагогическую деятельность в 2000 г. Берлин возведён в достоинство офицера Ордена Канады.

Напишите отзыв о статье "Берлин, Борис"



Ссылки

  • [thecanadianencyclopedia.com/en/article/boris-berlin-emc/ Борис Берлин в Энциклопедии Канады]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Берлин, Борис

– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.