Блуфилдс
Город
Показать/скрыть карты
|
Блуфилдс (исп. Bluefields от англ. Bluefields) — город и муниципалитет в Никарагуа, столица Атлантического Южного региона.
История
Название города является дословным переводом на английский язык имени голландского пирата Абрахама Блаувельта, который скрывался в водах залива в начале XVII века. Блуфилдс был местом столкновения английских и голландских пиратов в XVI—XVII веках, в 1678 году он становится столицей английского протектората над берегом Москитов. Во время вторжений американцев в Никарагуа (1912-15 и 1926-33 гг.) в городе размещалась морская пехота. В 1984 году американцы заминировали гавань Блуфилдса (наряду с гаванями в Коринто и Пуэрто-Сандино). До 1986 года Блуфилдс был столицей департамента Селая, разделённого впоследствии на 2 автономных региона. Город серьёзно пострадал от урагана Джоан в 1988 году, однако был восстановлен.
Географическое положение
Расположен на востоке страны, на побережье залива Блуфилдс, в устье реки Энкондидо.
Население
По данным на 2013 год численность населения города составляет 41 746 человек[1]. Население представляено главным образом метисами, мискито и креолами. Имеются небольшие общины гарифуна, китайцев, народов сумо и рама.
Динамика численности населения города по годам:
| 1971 | 1995 | 2000 | 2005 | 2013 |
|---|---|---|---|---|
| 14 406 | 33 745 | 36 909 | 38 623 | 41 746 |
Экономика
Является главным портом страны на Карибском море, через который экспортируется древесина, креветки, омары и другие морепродукты.
Галерея
- Bluefields waterfront homes.JPG
Дома на воде вблизи Блуфилдса
- Bluefields bay.JPG
Вид на город
Напишите отзыв о статье "Блуфилдс"
Примечания
- ↑ [world-gazetteer.com/wg.php?x=&men=gpro&lng=en&des=wg&geo=-159&srt=npan&col=abcdefghinoq&msz=1500&pt=c&va=&geo=367245623 Bluefields] (англ.). World Gazetteer. Проверено 17 февраля 2013. [www.webcitation.org/6F5VulC7c Архивировано из первоисточника 13 марта 2013].
|
Это заготовка статьи по географии Никарагуа. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Блуфилдс
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
