Быструшкин, Бронислав Дмитриевич

Бронислав Дмитриевич Быструшкин
За работой над скульптурой «Руслан, побеждающий Черномора». Ленинградский Фарфоровый завод им. М. В. Ломоносова (ЛФЗ). 1956 год.
Дата рождения:	31 августа 1926(1926-08-31)
Место рождения:	Ленинград
Дата смерти:	19 ноября 1977(1977-11-19) (51 год)
Место смерти:	Ленинград
Гражданство:	СССР СССР
Жанр:	скульптор-керамист, живописец-керамист, фарфор, майолика, фаянс
Учёба:	Ленинградское высшее художественно-промышленное училище им. В. И. Мухиной
Сайт:	[www.artsstudio.com/artist/ sstudio.com/artist/]
Работы на Викискладе

Бронисла́в Дми́триевич Быстру́шкин (31 августа 1926 года, Ленинград — 19 ноября 1977 года, Ленинград) — советский художник-скульптор по фарфору, член Ленинградской организации Союза художников РСФСР (ЛОСХ).

Биография

Детство и начало творчества

Бронислав Дмитриевич Быструшкин родился 31 августа 1926 года в Ленинграде. Мать, Клавдия Фёдоровна Быструшкина (урождённая Душкина — 25 марта 1896, Осташков — 20 октября 1963, Ленинград).

В 1932 году, в возрасте 6 лет, Бронислав уже учился рисованию в ИЗО-студии Ленинградского дома художественного воспитания детей (ЛДХВД) и был «всем знаком» (из воспоминаний К. А. Кордобовского, преподавателя ИЗО-отдела ЛДХВД в 1930-е годы. Октябрь, 1983 г.) .

В 1935 году ЛДХВД реорганизован в Ленинградский дворец пионеров и школьников им. А. А. Жданова, где Бронислав продолжил учёбу под руководством талантливых художников и педагогов Константина Александровича Кордобовского и Соломона Давидовича Левина, сыгравших огромную роль в становлении личности художника. В 1937 году, в 10 лет, участвовал в Первой выставке работ юных художников, посвящённой жизни и творчеству А. С. Пушкина и проходившей в помещении Музея детского художественного творчества Ленинградского Дворца пионеров и школьников им. А. А. Жданова (рисунки по «Сказке о царе Салтане» и сказке «Руслан и Людмила» см. ниже).

В 1941 году, когда началась Великая Отечественная Война, остался в Ленинграде и пережил там самую тяжёлую блокадную зиму. В феврале 1942 года, 15-летним подростком, был эвакуирован из блокадного Ленинграда по ледовой Дороге жизни в сибирский город Омск. Два года прожил в приёмной семье. В 1944 году переехал в Барнаул, учиться в сельскохозяйственном техникуме. В 1945 году получил вызов матери, оставшейся в Ленинграде, и вернулся домой.

В 1945 году, по совету Соломона Давидовича Левина, поступил учеником живописца в художественную лабораторию Ленинградского фарфорового завода им. М. В. Ломоносова (ЛФЗ). Интересный исторический факт был опубликован в газете «Смена» за 30 мая 1946 года, в статье И. Никитиной «В царстве фарфора». Оказывается, первая самостоятельная творческая работа художника на Ленинградском фарфоровом заводе им. М. В. Ломоносова (ЛФЗ) была на тему пушкинских сказок. Это роспись большемерной фарфоровой вазы собственной композиции «У лукоморья дуб зелёный» (Фарфор. ЛФЗ. 1946 г.).

В 1946 году, в 20 лет, поступил на факультет архитектурно-художественной керамики в Ленинградское высшее художественно-промышленное училище им. В. И. Мухиной (ныне Санкт-Петербургская государственная художественно-промышленная академия им. А. Л. Штиглица). Учился в одной группе с Ниной Павловной Славиной (Пещеровой), Любовью Родионовной Афанасьевой и Ириной Владимировной Бессоновой (Тверетиновой). Впоследствии их связывала многолетняя совместная работа на Ленинградском фарфоровом заводе им. М. В. Ломоносова и дружба.

В 1954 году закончил училище, получил квалификацию художник декоративно-прикладного искусства. Преподаватели: Мария Петровна Кириллова (роспись по фарфору), Мигунов (керамика, изразцы). Руководитель диплома — заведующий кафедрой керамики и стекла ЛВХПУ им. В. И. Мухиной, преподаватель Марков Владимир Фёдорович. Дипломная работа — скульптурная композиция на тему сказочной былины «Садко» (4 предмета: Садко, Любава (45 см), Морская царица (38 см), Морской царь и парадный столовый сервиз (25 предметов) выполнялись на фарфоровом заводе «Красный фарфорист» (г. Чудово. Новгородская область). Впоследствии парадный сервиз был подарен Председателю Президиума Верховного Совета СССР маршалу К. Е. Ворошилову.

Ленинградский фарфоровый завод им. М. В. Ломоносова (ЛФЗ)

После окончания ЛВХПУ им. В. И. Мухиной, с 1954 по 1957 год работал в художественной лаборатории Ленинградского Фарфорового завода им. М. В. Ломоносова (ЛФЗ) в должности скульптора.

Для творческого периода 1950-х годов характерны богатая детализация, живость композиции, предельная точность изображаемых сюжетов. Уже ранние скульптуры художника эмоционально выразительны, обладают внутренней динамикой и ярким пластическим языком.

В 1954 году создал кувшин для вина «Виноград в корзине» (Елагиноостровский дворец-музей, Санкт-Петербург). Многие десятилетия этот кувшин выпускается на Ленинградском фарфоровом заводе им. М. В. Ломоносова (ЛФЗ), в том числе и на экспорт. Создал несколько фарфоровых медалей — «Ленинград 250 лет» (1955 г.), «Москва 800 лет» (1955 г.), «Спартакиада народов СССР» (1956 г.).

Продолжая свою любимую тему, создал в фарфоре целую серию скульптур по сказкам. 1955 год — ночник «Рыбка» по сказке А. С. Пушкина «Сказка о рыбаке и рыбке». 1956 год — скульптура «Людмила, отвергающая дары Черномора»; в пластилине — скульптуры «Царевна-Лебедь» и «Руслан, побеждающий Черномора». 1958 год — «Шамаханская царица» из комплекта «Золотой петушок» и шкатулка «Золотой петушок». 1959 год — ликёрный прибор «Клуша» по сказке «Курочка-ряба». Также в 1950-е годы была создана чернильница по сказке Г. Х. Андерсена «Соловей» и пепельница «Рыбка» по сказке А. С. Пушкина «Сказка о рыбаке и рыбке». Для бронницкого фарфорового завода «Пролетарий (Возрождение)» создал макет скульптурной группы «Садко и Волхова».

Фарфоровый завод «Красный фарфорист»

В 1957—1963 годах работал на фарфоровом заводе «Красный фарфорист» (г. Чудово, Новгородская область). В работах этого периода прекрасное понимание пластики фарфора, конструктивных и технологических особенностей материала. В 1957 году создал шкатулку «Глобус» (1957 г., посвящена Шестому всемирному фестивалю молодёжи и студентов, проходившему в Москве) и сувенирную шкатулку «Ленинград» с символом Ленинграда на крышке (1957 г.), парные скульптуры «Танцующие матрёшки» (1957 г.), настенную скульптуру «Ласточки» (1959 г.), скульптуру «Голуби» (1958 г.). Эти и многие другие работы художника в течение долгого времени выпускали на заводе. В 1958 году создал чайный сервиз «Дольчатый» с подглазурной росписью «Рыбы». 1 января 1960 года был назначен главным скульптором завода, а 10 сентября 1960 года — начальником художественной лаборатории завода «Красный фарфорист» (г. Чудово, Новгородская область). В 1960 году участвовал в Первой Республиканской художественной выставке «Советская Россия» (Москва), ставшей одним из крупнейших событий года в советском изобразительном искусстве. На выставке был представлен его ликёрный набор «Клуша» со стопками по русской народной сказке «Курочка-ряба» (1959 г. Фарфор. Роспись надглазурная, позолота).

В 1961 году участвовал в знаменитой выставке «Искусство в быт. Новые образцы изделий художественной промышленности» (Москва, ЦВЗ «Манеж»). На этой выставке получил «Диплом II степени» за чайный сервиз формы «Луковка» (1960 г.).

Ленинградское объединение по производству фарфоровых изделий им. М. В. Ломоносова

С 1963 года, с образованием Ленинградского объединения по производству фарфоровых изделий им. М. В. Ломоносова (1962 г.), возобновил работу скульптором в художественной лаборатории Ленинградского фарфорового завода им. М. В. Ломоносова (ЛФЗ). Разрабатывал образцы изделий для заводов, входящих в объединение: сервиз «Первомайский» (1967 г.), макет скульптурной группы «Садко и Волхова» для завода «Пролетарий (Возрождение)» (п. Бронницы (Пролетарий), Новгородская область), создавал изделия для завода «Стройфаянс» (г. Ленинград). Продолжал создание новых форм для производства Ленинградского фарфорового завода им. М. В. Ломоносова (ЛФЗ). В 1964 году на Зональной выставке «Ленинград» было представлено 7 вариантов росписи сервиза формы «Волхов», созданного художником в 1963 году. Авторы росписи, художники Ленинградского Фарфорового завода им. М. В. Ломоносова (ЛФЗ): И. В. Бессонова, С. П. Богданова, Л. Ф. Орлова, Ю. В. Охотина, Н. М. Павлова, Е. Г. Фирсова.

В это же время художник продолжил работать над своей любимой темой — былины, сказки, народные мотивы. Им были созданы: комплект графинов со стопками «Руслан и Людмила» (Фарфор и майолика. 1966 г. Фарфоровый вариант выпускался на Ленинградском фарфоровом заводе им. М. В. Ломоносова (ЛФЗ), в том числе и на экспорт), настенные скульптуры «Руслан и Людмила» (Фарфор и майолика. 1960-е гг.), подарочный комплект графинов «Василиса Прекрасная и Иван Царевич» (Фарфор. 1963—1969 гг. (?)), подарочный комплект графинов «Василиса Прекрасная и Иван Царевич» (Второй вариант. Фарфор. 1970 г.), кофейник «Руслан, побеждающий Черномора» на тему сказки А. С. Пушкина «Руслан и Людмила» (Форма «Ярославна». Фарфор, техника «pate-sur-pate». 1969 г. (?)), Сервиз «Терем-терем-городок» (Фарфор. 1967 г.), Сервиз чайный «Праздник русской зимы» (Фарфор. 1967 г. Государственный музей истории Санкт-Петербурга). В этих работах соединилось новаторство и дух времени 1960-х годов, романтизм и поэтичность лучших образцов русского народного творчества. В 1966 году, в поисках обобщённого образа героини славянских былин и сказок, Б. Д. Быструшкин создал графин «Матрёшка». Чистота формы дала простор для фантазии Быструшкина-живописца. Известно три варианта авторской росписи графина. Один из них, «Девица с вёдрами», расписанный глазурью по бисквиту. Это уникальная техника, требующая от художника навыка и особой твердости руки. При её выполнении чрезвычайно важно добиться равномерной и тонкой линии из глазури на протяжении всего рисунка. Малейшая неточность может перечеркнуть многодневный кропотливый труд. Орнамент из глазури дополнен голубой солью, ведёрки — позолотой. Два других варианта авторской росписи — это графин «Красный сарафан» (фарфор, селен, позолота, цировка) — экспонировался на Осенней выставке ленинградских художников (Ленинград. 1967 г.), выпускается заводом в течение многих десятилетий, и графин из голубого фарфора, расписанный в технике «pate-sur-pate» с позолотой. Форма «Матрёшка» привлекала и других художников. Известны росписи художниц Ленинградского Фарфорового завода им. М. В. Ломоносова (ЛФЗ) Л. Ф. Орловой с цветочным орнаментом и роспись под названием «Франтиха» Т. Н. Безпаловой-Михалёвой. Наряд «Франтихи» художница украсила своими любимыми цветами — неувядающими розами. В ноябре 1968 года по решению художественного совета Ленинградского Фарфорового завода им. М. В. Ломоносова (ЛФЗ) Б. Д. Быструшкин получил звание «Старший художник».

С 1964 года, параллельно с работой в фарфоре, начался творческий период работы художника с майоликой. В 1964—1972 годах художник выезжал в творческие командировки на Сланцевский майоликовый завод (г. Сланцы, Ленинградская область), где изучал технологию майоликового производства. Создал большое количество изделий для Сланцевского майоликового завода (г. Сланцы, Ленинградская область). В произведениях Б. Д. Быструшкина из майолики соединились мягкость линий, тонкий рельефный декор, богатство форм и многоцветие красок. Созданные им уникальные произведения из майолики функциональны, а своим колоритом и разнообразием вносят в интерьер неповторимую ноту, сохраняя в массовых изделиях след руки художника.

В 1971 году Художественный совет Ленинградского Фарфорового завода им. М. В. Ломоносова (ЛФЗ) утвердил на «Отлично» форму и поливы сервиза «Чайный» (экспериментальная работа). Майолика. Сланцевский майоликовый завод (г. Сланцы, Ленинградская область). А в 1974 году — с отличной оценкой сервизы формы «Нарва» (Сланцевский майоликовый завод (г. Сланцы, Ленинградская область)): «Вечер», «Песчаный берег», «Букет», «Плетёнка», «Горошек».

Сервизы Б. Д. Быструшкина из майолики были настолько популярны, что в 1970 году директор завода «Керамит» (г. Дно, Псковская область), А. Чернокожев, обратился с письмом к руководству Ленинградского фарфорового завода им. М. В. Ломоносова оказать помощь в освоении сервиза «Славянский» (1968 г.), разработанный художником для майоликового производства города Сланцы, Ленинградской области и разрешить им выпуск этого сервиза.

В 1974 году Б. Д. Быструшкин участвовал во Всесоюзной Выставке достижений народного хозяйства (ВДНХ СССР).

В 1975 году подготовил для производства созданный ранее сервиз формы «Рельефный». Массовый выпуск этого сервиза на Ленинградском фарфоровом заводе им. М. В. Ломоносова (ЛФЗ) начался в декабре 1975 года, когда в производство был передан чайный сервиз «Июнь», в росписи художницы С. П. Богдановой. Форма «Рельефная» была любима и расписывалась многими художниками Ленинградского фарфорового завода им. М. В. Ломоносова (ЛФЗ): Т. Н. Безпаловой-Михалёвой, Л. К. Блак, С. П. Богдановой, Л. И. Григорьевой, Н. Б. Гусевой, К. Г. Косенковой, Л. Ф. Орловой, Н. М. Павловой, Л. В. Протопоповой, А. Н. Семёновой.

В 1970-е годы Б. Д. Быструшкин много работал в технике «pate-sur-pate». Расписывал в этой технике сервизы собственных форм, бокалы, мелкую пластику. В 1974 году на Ленинградском фарфоровом заводе им. М. В. Ломоносова (ЛФЗ) начал создавать сувенирную серию рельефных плакеток, посвящённых Ленинграду, сувенирные рельефные вазы и штофы, посвящённые Ленинграду и Москве. Классическое сочетание белого и голубого фарфора придаёт графичность тонко исполненным рельефам. А самим произведениям — парадность и лёгкость.

В 1975 году участвовал в Пятой Республиканской художественной выставке «Советская Россия», на которой были представлены плакетки из серии «Ленинград» и декоративная ваза «Память», созданная художником к 30-летию победы в Великой Отечественной Войне.

В 1977 году создал рельефные кубки для «Олимпиады-80»: «Волейбол», «Борьба», «Баскетбол» и сувенирную вазу «Москва» с эмблемой «Олимпиады-80».

Искренняя и глубокая любовь к Родине проявилась в его последних работах — серии из пяти рельефных плакеток «Салют победам российским (Непобедимые)» и в гипсовом рельефном панно «Казанский собор» (46 х 30 см, не сохранился).

Работы Бронислава Дмитриевича Быструшкина находятся в Государственном Эрмитаже (Санкт-Петербург), Государственном Русском музее (Санкт-Петербург), Государственном музее истории Санкт-Петербурга (Санкт-Петербург), Государственном музее-заповеднике «Павловск», Государственном центральном музее современной истории России (Москва), Елагиноостровском дворце-музее (Санкт-Петербург), Сергиево-Посадском Государственном историко-художественном музее-заповеднике, в частных собраниях.

Места работы

• Ленинградский фарфоровый завод им. М. В. Ломоносова — с 1 августа 1954 года по 3 мая 1957 года.
• Завод «Красный фарфорист» (г. Чудово, Новгородская область) — с 8 мая 1957 года по 1 января 1963 года.
• Ленинградский фарфоровый завод им. М. В. Ломоносова — с 18 января 1963 года по 19 ноября 1977 года.

Творческие командировки

• 1963 год — Дмитровский фарфоровый завод (п. Вербилки, Талдомский р-н, Московская область).
• 1964 год — Конаковский фаянсовый завод им. М. И. Калинина (г. Конаково, Тверская область).
• 1967 год — Рижский фарфорофаянсовый завод (п. Дзинтари, Латвия).
• 1964—1973 годы — Сланцевский майоликовый завод (г. Сланцы, Ленинградская область).

Список произведений

1954 год — Дипломная работа — парадный столовый сервиз (25 предметов). Фарфор. Позолота.

1954 год — Дипломная работа — скульптурная композиция на тему былины «Садко» (4 предмета — Любава, Садко (выпускался в массовом производстве фарфорового завода «Красный фарфорист» (г. Чудово), Морская царевна, Морской царь). Фарфор.

1954 год — Графин для вина «Виноград в корзинке». Фарфор. Роспись подглазурная. Позолота. ЛФЗ. Елагиноостровский дворец-музей.

1955 год — Пепельница «Рыбка». Фарфор. ЛФЗ. (Рекомендована к массовому производству Худ. совет. 1955 г.).

1955 год — Ночник «Рыбка». Фарфор. Роспись подглазурная. Люстр. Позолота. ЛФЗ.

1955 год — Медаль юбилейная «Ленинграду 250 лет». Фарфор. Рельеф. ЛФЗ. (Рекомендована к массовому производству с доработкой. Худ. совет 1955 г.).

1955 год — Медаль юбилейная «Москва — 800 лет» Фарфор. Рельеф. ЛФЗ. (Рекомендована к массовому производству. Худ. совет 1955 г.).

1956 год — Медаль «Спартакиада 1956». Фарфор. Рельеф. ЛФЗ.

1956 год — Скульптура «Людмила, отвергающая дары Черномора». Фарфор. ЛФЗ.

1956 год — Скульптура «Руслан, побеждающий Черномора». Пластилин. ЛФЗ.

1956 год — Скульптура «Царевна-Лебедь». Пластилин. ЛФЗ.

1957 год — Сувенирная шкатулка «Глобус». Фарфор. Роспись полихромная. Позолота. (Массовое производство. Завод «Красный фарфорист» (г. Чудово, Новгородская область).

1957 год — Сувенирная шкатулка «Ленинград». Фарфор. Позолота. Завод «Красный фарфорист» (г. Чудово, Новгородская область).

1957—1963 гг. — Сувенирная шкатулка «Юрий Долгорукий». Фарфор. Завод «Красный фарфорист» (г. Чудово, Новгородская область).

1957 год — Парные скульптуры «Танцующие матрешки». Фарфор. Завод «Красный фарфорист» (г. Чудово, Новгородская область). Выставка «Новгородский фарфор. Ушедшие страницы» (Великий Новгород. 2014 год).

1957 год — Напольная ваза в честь запуска первого искусственного спутника Земли. Фарфор. Завод «Красный фарфорист» (г. Чудово, Новгородская область).

1958 год — Сервиз чайный «Рыбы». Форма «Дольчатая». Фарфор. Роспись подглазурная. Позолота. Завод «Красный фарфорист» (г. Чудово, Новгородская область).

1958 год — Скульптура «Шамаханская царица» из комплекта «Золотой петушок». Фарфор.

1958 год — Шкатулка «Золотой петушок». Фарфор.

1958 год — Скульптура «Голуби». Фарфор. Глазурь. Бисквит. Роспись подглазурная. Завод «Красный фарфорист» (г. Чудово, Новгородская область)..Выставка «Новгородский фарфор. Ушедшие страницы» (Великий Новгород. 2014 год).

1959 год — Настенная скульптура «Ласточки». Фарфор. Роспись подглазурная. Позолота. Завод «Красный фарфорист» (г. Чудово, Новгородская область).

1959 год — Ликёрный прибор «Клуша» со стопками. Фарфор. Первая республиканская художественная выставка «Советская Россия» (Москва. 1960 год).

1960 г. — Сервиз чайный «Луковка» (начал в 1959 году). Фарфор. Завод «Красный фарфорист» (г. Чудово, Новгородская область). Диплом Второй степени. Выставка «Искусство в быт» (Москва. 1961 год).

1962 г. — Сервиз чайно-кофейный «Белые ночи». Форма «Простая». Фарфор. Республиканская выставка декоративно-прикладного искусства (Ленинград. 1963 год).

1963 г. — Сервиз чайный «Волхов (Волховский)». Фарфор. Зональная выставка «Ленинград». (Ленинград. 1964 год). Вторая Республиканская художественная выставка «Советская Россия». (Москва. 1965 год). Гос. Эрмитаж, Санкт-Петербург.

1963 г. — Ваза «Строчная». Фарфор. Зональная выставка «Ленинград». (Ленинград. 1964 год).

1964 г. — «Кухонный комплект». Фарфор.

1964 г. — Чайный сервиз «Дачный (Утренний)». Фаянс. Весенняя выставка ленинградских художников 1965 год. Конаковский фаянсовый завод им. М. И. Калинина (г. Конаково, Тверская область).

1964 г. — Пепельница «Рыбка». Майолика. Сланцы.

1964 г. — Ваза. Фаянс. Конаковский фаянсовый завод им. М. И. Калинина (г. Конаково, Тверская область).

1964 г. — Прибор для специй. Фаянс. Конаковский фаянсовый завод им. М. И. Калинина (г. Конаково, Тверская область).

1964 г. — Кувшин для молока на 1 литр. Фарфор.

1965 г. — Сервиз чайно-кофейный «Псковский (Псковитянка)». Майолика. Сланцы.

1965 г. — Сервиз «Вечерний». Майолика. Сланцы. Коричневая полива с красными крышками. Осенняя выставка ленинградских художников (Ленинград. 1965 год).

1965 г. — Кухонная посуда. Майолика в светлых тонах. Сланцы.

1965 г. — Кашпо «Карельские». Малое, среднее, большое. С рельефным рисунком. Майолика. Сланцы.

1966 г. — Чайный сервиз «Дачный-Сланец». Майолика. В коричневой поливе. Красно-кирпичный с кобальтовым ангобом — фризовый рисунок. Зелёный с кобальтовым ангобом и с рельефом в зелёной поливе. Майолика. Сланцы. Осенняя выставка ленинградских художников (Ленинград. 1966 год).

1966 г. — Комплект графинов «Руслан и Людмила». Майолика. Сланцы.

1966 г. — Комплект графинов «Руслан и Людмила». Фарфор. Роспись селеном. Позолота. ЛФЗ. (Выпускался на ЛФЗ, в том числе и на экспорт).

1966 г. — Графин форма «Матрёшка». Фарфор. ЛФЗ.

1966 г. — Пепельница круглая выполнена в разных поливах. Майолика. Сланцы.

1966 г. — Кружка для молока. Майолика. Сланцы.

1966 г. — Ликёрники по 150 грамм: «Круглый» и «Грузинский». Майолика. Сланцы.

1967 г. — Кофейный сервиз «Дачный-Сланец». Майолика. Сделан в Риге. В зелёной поливе. Майолика. Сланцы. Принят в комбинат.

1967 г. — Сервиз «Терем-терем-городок». Фарфор. Выставка «Декоративно-прикладное искусство» (Москва. 1967 г.).

1967 г. — Сервиз чайный «Праздник русской зимы». Фарфор. Роспись подглазурная. Позолота. Цировка. ЛФЗ. Государственный Музей истории Санкт-Петербурга.

1967 г. — Ваза «Огни строек». Фарфор. Роспись подглазурная.

1967 г. — Юбилейная медаль к 50-летию Октябрьской революции «Слава Октябрю — 1917—1967». Фарфор. Бисквит. Рельеф. ЛФЗ.

1967 г. — Сервиз «Первомайский». Фарфор. Ленинградский фарфоровый завод «Пролетарий».

1968 г. — Чайный сервиз «Славянский». Майолика. Сланцы. Входят Вазочка и Подсвечник.

1968 г. — Тройной подсвечник. Майолика. Сланцы.

1968—1969 гг. — Сервиз чайно-кофейный «Столица Праздничная». Форма «Ярославна». Фарфор. Роспись полихромная. Люстр. ЛФЗ. Выставка произведений ленинградских художников (Ленинград. 1970 год); Выставка «Изобразительное искусство Ленинграда» (Ленинград. 1976 год).

1969 г. — Сервиз чайный «Орнаментальный». Фарфор. Роспись глазурью по бисквиту. Весенняя выставка произведений ленинградских художников (Ленинград. 1969 год).

1969 г. — Сервиз кофейный «Русский». Майолика. Сланцы. Проба в фарфоре с росписью «Маски» и «Ковровый».

1960-е гг. — Настенные скульптуры «Руслан и Людмила». Майолика. Сланцы. Фарфор. ЛФЗ.

1960-е гг. (?) — Комплект сосудов «Фрукты» с рельефным орнаментом.

1970 г. — Кашпо для цветов с рельефом. Майолика. Сланцы. 10 моделей.

1970 г. — Чашки высокая и низкая. Форма «Рельефная». Фарфор. ЛФЗ.

1970 г. — Подарочный комплект гладкий и рельефный «Василиса Прекрасная» и «Иван Царевич» со стопками. Фарфор. ЛФЗ.

1970 г. — Штоф для вина «Ленинград». Фарфор. ЛФЗ.

1970-е годы — Чайник форма «Русский сувенир» и «Русские узоры». Фарфор. ЛФЗ. Гос. Эрмитаж, Санкт-Петербург.

1970-е годы — Плакетка «Здание Санкт-Петербургской Государственной художественно-промышленной Академии им. А. Л. Штиглица». Фарфор. Бисквит. Рельеф. ЛФЗ.

1970-е годы — Настенная скульптура «Голова Христа в терновом венце». Фарфор. ЛФЗ. (По рисунку Ф. А. Бруни «Голова Христа в терновом венце»).

1970-е годы — Настенная композиция «Розы».

1970-е годы — Броши, кулоны, перстни с рельефом, в технике «pate-sur-pate».

1971 г. — Сервиз кофейный «Снежный». Фарфор. Роспись надглазурная. Осенняя выставка произведений ленинградских художников (Ленинград. 1971 год).

1971 г. — 25 октября Художественный совет Ленинградского фарфорового завода им. М. В. Ломоносова утвердил на «Отлично» форму и поливы сервиза «Чайный» (экспериментальная работа). Майолика. Сланцы.

1972 г. — Графин «Птица» в разных поливах и росписи. Майолика. Сланцы.

1972 г. — Графин «Барашек». Майолика. Сланцы.

1973 г. — Подарочный комплект форма «Сувенирная». Фарфор. ЛФЗ: заварной чайник (Выставка «Поднесение к Рождеству: Огни карнавала». Санкт-Петербург. Гос. Эрмитаж. 2006 год. Гос. Эрмитаж, Санкт-Петербург), доливной чайник, поднос, чашка.

1973 г. — Рельефная кружка «Сланцы». Майолика. Сланцы.

1973 г. — Серия чашек для формовки: «Каннелюрная», «Ромашка», «Веночки». Майолика. Сланцы.

1973 г. — Детский комплект для формовки. Майолика. Сланцы.

1973 г. — Сервиз «Самоварчик». Майолика. Сланцы. Проба в фарфоре.

1973 г. — Штофы для вина «Виноград», «Александр Невский», «Барокко». Фарфор. ЛФЗ.

1973 г. — 18 июня Художественный совет фарфорового завода им. М. В. Ломоносова утверждает для производства форму чашки с блюдцем «Рельефная». Фарфор. ЛФЗ.

1974 г. — 29 октября Художественный совет фарфорового завода им. М. В. Ломоносова утверждает для производства следующие сервизы с отличной оценкой: «Нарва», «Вечер» в коричневой поливе, «Букет», «Плетёнка», «Горошек», «Песчаный берег» в зелёной поливе. Майолика. Сланцы.

1974-75 гг. — Штофы сувенирные «Юрий Долгорукий», «Царь-пушка». Фарфор. Рельеф. ЛФЗ.

1975 г. — Ваза «Память» (к 30-летию победы в Великой Отечественной Войне. Государственный центральный музей современной истории России (Москва). Фарфор. Роспись подглазурная. ЛФЗ). Выставка «История под глазурью». Государственный музей современной истории России. (Москва. 2012 год). Зональная выставка ленинградских художников «Наш современник» (Ленинград. 1980 год). Зональная выставка произведений ленинградских художников 1980 года (Ленинград. 1980 год). Зональная выставка ленинградских художников «Наш современник» (Ленинград. 1975 год). Пятая республиканская художественная выставка «Советская Россия» (Москва. 1975 год).

1975 г. — Плакетки из серии «Ленинград». Фарфор. Бисквит. Рельеф. ЛФЗ: Декоративная плакетка «Арка Главного штаба (Дворцовая площадь)» (Выставка «Поднесение к Рождеству: Цвет небесный, синий цвет». Гос. Эрмитаж, Санкт-Петербург. 2007 г.). 1977. Фарфор. Бисквит. ЛФЗ.), «Банковский мостик» (Гос. Эрмитаж, Санкт-Петербург), «Ростральная колонна» (Гос. Эрмитаж, Санкт-Петербург), «Медный всадник» (Гос. Эрмитаж, Санкт-Петербург), «Летний сад», «Исаакиевский собор» (Гос. Эрмитаж, Санкт-Петербург), «Адмиралтейство» (Гос. Эрмитаж, Санкт-Петербург). (Худ. совет 1977 г.). Выставка произведений ленинградских художников, посвящённая 60-летию Великого Октября. Ленинград. 1977 год.

1975 г. — Сувенирные вазы «Банковский мостик» (Ленинград), «Никольская башня» (Москва), «Арка Главного штаба (Дворцовая площадь)». Фарфор. Рельеф. ЛФЗ.

1975 г. — Штофы сувенирные «Арка Главного штаба (Дворцовая площадь)», «Банковский мостик», «Медный всадник», «Будьте здоровы», «На здоровье». Фарфор. Рельеф. ЛФЗ.

1975 г. — Штоф «Юрий Долгорукий». Фарфор. Рельеф. ЛФЗ. Худ. совет 1975 г.

1975 г. — Сервиз «Рельефный» для формовки. Фарфор. ЛФЗ.

1975 г. — Сервиз форма «Новая» (Техника «pate-sur-pate»). Худ. совет 1975 г.

1976 г. — Ваза кубковой формы «Банковский мостик». Фарфор. Рельеф. ЛФЗ.

1976 г. — Ваза кубковой формы «Ростральная колонна». Фарфор. Рельеф. ЛФЗ. (Худ. совет 1976 г.). Гос. Эрмитаж. Санкт-Петербург.

1976 г. — Ваза сувенирная «Москва». Фарфор. Рельеф. ЛФЗ. (Худ. совет 1976 г.). Гос. Эрмитаж. Санкт-Петербург.

1976 г. — Кружка с рельефной ножкой, роспись «Вечер». Серия кружек каннелюрных (8 штук, формы и росписи для шелкографии: «Утро», «Голубое плетение», «Голубой вьюн», «Ситчик», «Вьюнок», «Радость», «Полдень», «Граммофончик» — подглазурный кобальт), Кружка с бортовым краем — роспись «Беседка», «Подарок». Автор форм и росписи Б. Д. Быструшкин. Фарфор. ЛФЗ. (Худ. совет 1976 г.).

1976 г. — Плакетки для цеха костяного фарфора: «Арка Главного штаба (Дворцовая площадь)», «Юрий Долгорукий» (Худ. совет 1977 г.), «Банковский мостик», «Ростральная колонна», «Медный всадник» (Худ. совет 1977 г.), «Адмиралтейство», «Исаакиевский собор», «Летний сад», «Смольный». Фарфор. Бисквит. Рельеф. ЛФЗ.

1970-е гг. — Декоративный сервиз «Снежинки». 7 предметов. Фарфор, бисквит, роспись. ЛФЗ. Выставка произведений ленинградских художников, посвящённая 60-летию Великого Октября. Ленинград. 1977 год.

1977 г. — Декоративная ваза «Банковский мостик». 1977. Фарфор. Бисквит. Рельеф. В. 20. ЛФЗ. Выставка произведений ленинградских художников, посвящённая 60-летию Великого Октября. Ленинград. 1977 год.

1977 г. — Кубки сувенирные для Олимпиады-80: «Волейбол», «Борьба», «Баскетбол», «Баскетбол» золотой, сувенирная ваза «Москва» с эмблемой Олимпиады-80. Фарфор. Рельеф. ЛФЗ (Худ. совет 1977 г.). Гос. Эрмитаж. Санкт-Петербург.

1977 г. — Графин и две рюмки из комплекта «Юбилейный». Гос. Эрмитаж. Санкт-Петербург. (Худ. совет 1977 г.).

1977 г. — Серия плакеток «Салют победам Российским (Непобедимые)»: «Кремлевский салют», «Ледовое побоище — 1242 г.», «Гангутское сражение — 1714 г.», «Битва на Курской Дуге. 1943 г.», «Революция. 1917 г. (не закончена)». Фарфор. Бисквит. Рельеф. ЛФЗ. (Худ. совет 1980 г.). Гос. Эрмитаж. Санкт-Петербург. Шестая республиканская художественная выставка «Советская Россия» (Москва. 1980 год). Зональная выставка произведений ленинградских художников 1980 года (Ленинград. 1980 год).

1977 г. — Большемерный пласт «Казанский собор». 46 х 30. Гипс. Рельеф. ЛФЗ.

Выставки

1960 г. — Первая Республиканская художественная выставка «Советская Россия». Москва.

• Ликёрный набор «Клуша» со стопками. 1959 г. Фарфор. Роспись надглазурная, позолота.

1961 г. — Выставка «Искусство в быт. Новые образцы изделий художественной промышленности». Центральный выставочный зал «Манеж», Москва. Диплом II степени..

• Чайный сервиз «Луковка». 10 предметов. 1960 г. Фарфор. Роспись надглазурная. Завод «Красный фарфорист», г. Чудово, Новгородская область.

1963 г. — Республиканская выставка декоративно-прикладного искусства. Ленинград.

• Сервиз чайно-кофейный «Белая ночь». 14 предметов. 1962 г. Фарфор. Роспись надглазурная. Завод «Красный фарфорист», г. Чудово, Новгородская область.
• Сервиз чайный «Зелёный бортик». 4 предмета. 1963. Фарфор. Роспись надглазурная. Худ. К. Г. Косенкова. Форма «Волхов». Ск. Б. Д. Быструшкин. ЛФЗ.
• Сервиз чайный «Лесной узор». 5 предметов. 1963. Фарфор. Роспись надглазурная. Худ. А. Н. Семёнова. Форма «Волхов». Ск. Б. Д. Быструшкин. ЛФЗ.

1964 г. — Зональная выставка «Ленинград». Ленинград.

• Сервиз чайный «Индустриальный». 6 предметов. 1964. Фарфор. Роспись надглазурная. Худ. И. В. Бессонова. Форма «Волхов», ск. Б. Д. Быструшкин.
• Сервиз чайный «Цветы». 7 предметов. 1964. Фарфор. Роспись надглазурная. Худ. С. П. Богданова. Ск. Б. Д. Быструшкин.
• Сервиз чайный «Апельсин». 5 предметов. 1964. Фарфор. Роспись надглазурная. Худ. Л. Ф. Орлова. Ск. Б. Д. Быструшкин.
• Сервиз чайный «Золотая птица». 5 предметов. 1964. Фарфор. Роспись надглазурная. Худ. Л. Ф. Орлова. Форма «Волхов». Ск. Б. Д. Быструшкин.
• Сервиз чайный «Розовый фриз». 5 предметов. 1964. Фарфор. Роспись надглазурная. Худ. Ю. В. Охотина. Форма «Волхов». Ск. Б. Д. Быструшкин.
• Сервиз чайный «Русские узоры». 6 предметов. 1963. Фарфор. Роспись надглазурная. Худ. Н. М. Павлова. Форма «Волхов». Ск. Б. Д. Быструшкин.
• Сервиз чайный «Ленинград». 6 предметов. 1964. Фарфор. Роспись надглазурная. Худ. Е. Г. Фирсова. Ск. Б. Д. Быструшкин.
• Ваза «Вечер». 1964. Фарфор. Роспись подглазурная. Худ. В. М. Жбанов. Форма «Строчная». Ск. Б. Д. Быструшкин. В. 28, д. 11.
• Ваза «Горошек». 1964. Фарфор. Роспись подглазурная. Худ. В. М. Жбанов. Форма «Строчная». Ск. Б. Д. Быструшкин. В. 28, д. 11.

1965 г. — Вторая Республиканская художественная выставка «Советская Россия». Москва.

• Ваза декоративная «Акация». 1963. Фарфор. Роспись подглазурная. Высота 36 см. (Дмитровский фарфоровый завод, п. Вербилки, Талдомский р-н, Московская область).
• Сервиз чайный «Русские узоры». 8 предметов. 1964. Фарфор. Роспись надглазурная. Худ. Н. М. Павлова. Форма «Волхов», ск. Б. Д. Быструшкин.
• Сервиз чайный «Золотая птица». 5 предметов. 1964. Фарфор. Роспись надглазурная. Худ. Л. Ф. Орлова. Форма «Волхов», ск. Б. Д. Быструшкин.
• Сервиз чайный «Ленинград». 8 предметов. 1964. Фарфор. Роспись надглазурная. Худ. Е. Г. Фирсова. Форма Б. Д. Быструшкин. ЛФЗ..

1965 г. — Весенняя выставка произведений ленинградских художников. Ленинград.

• Сервиз чайный «Дачный». 7 предметов. 1964. Фаянс. Роспись подглазурная.

1965 г. — Осенняя выставка ленинградских художников. Ленинград.

• (?) Сервиз «Вечерний».1965. Майолика. Коричневая полива с красными крышками. (?)

1966 г. — Осенняя выставка ленинградских художников. Ленинград.

• Графин «Красный сарафан». 1966. Форма «Матрёшка». Фарфор. Роспись надглазурная монохромная. Позолота. Цировка. Автор формы и росписи Б. Д. Быструшкин. В. 20,5. В. стопки 4,5. ЛФЗ.
• (?) Сервиз чайный «Дачный-Сланец». Майолика. В коричневой поливе. Красно-кирпичный с кобальтовым ангобом — фризовый рисунок. Зелёный с кобальтовым ангобом и с рельефом в зелёной поливе (1965 г.). (?)

1967—1968 гг. — Выставка «Декоративно-прикладное искусство».

• Сервиз «Терем-Терем-Городок». 13 предметов. 1967 г. Фарфор. Роспись.

1968 г. — Третья Республиканская художественная выставка «Советская Россия». Москва.

• Сервиз чайный «Зимний Ленинград». 14 предметов. 1967. Фарфор. Роспись надглазурная. Худ. К. Г. Косенкова. Ск. Б. Д. Быструшкин. ЛФЗ.

1969 г. — Весенняя выставка произведений ленинградских художников. Ленинград.

• Сервиз чайный «Орнаментальный». 8 предметов. 1969 г. Фарфор. Роспись глазурью по бисквиту.

1970 г. — Четвёртая Республиканская художественная выставка «Советская Россия». Москва.

1970 г. — «1870-1970. Ленину посвящается». Выставка произведений ленинградских художников. Ленинград.

• Сервиз чайно-кофейный «Столица праздничная». 12 предметов. 1969 г. Роспись надглазурная.

1971 г. — Осенняя выставка произведений ленинградских художников. Ленинград.

• Сервиз кофейный «Снежный». 6 предметов. 1971 г. Фарфор. Роспись надглазурная.

1973 г. — Весенняя выставка произведений ленинградских художников. Ленинград.

• Сервиз кофейный «Фрукты». 11 предметов. 1973. Фарфор. Роспись надглазурная. Худ. Л. К. Блак. Ск. Б. Д. Быструшкин.

1974 г. — Выставка Достижений Народного Хозяйства СССР. Москва.

1975 г. — Зональная выставка ленинградских художников «Наш современник». Ленинград.

• Декоративная ваза «Память». 1975 г. Фарфор. Роспись подглазурная. Высота 65 см.

1975 г. — Пятая Республиканская художественная выставка «Советская Россия». Москва.

• Декоративная ваза «Память». 1975 г. Фарфор. Роспись подглазурная. Высота 65 см.
• Плакетки из серии «Ленинград». 7 шт. 1975 г. Фарфор. Бисквит.

1976 г. — Выставка «Изобразительное искусство Ленинграда». Москва.

• Сервиз чайно-кофейный «Столица праздничная». 12 предметов. 1969 г. Фарфор. Роспись надглазурная. ЛФЗ.

1977 г. — Выставка произведений ленинградских художников, посвящённая 60-летию Великого Октября. Ленинград.

• Декоративная ваза «Банковский мостик». 1977. Фарфор. Бисквит. Рельеф. В. 20. ЛФЗ.
• Декоративные плакетки. 1977. Фарфор. Бисквит. ЛФЗ:

1. Адмиралтейство
2. Арка Главного штаба (Дворцовая площадь)
3. Исаакиевский собор
4. Медный всадник
5. Ростральная колонна

• Декоративный сервиз «Снежинки». 7 предметов. Фарфор. Бисквит. Роспись. ЛФЗ.
• Ликёрники «Арка Главного штаба (Дворцовая площадь)» и «Медный всадник» (1975 г.). Фарфор. В. 20, 18. ЛФЗ.

1980 г. — Шестая Республиканская художественная выставка «Советская Россия». Москва.

• Композиция «Салют победам российским (Непобедимые)» (5 плакеток). 1977 г. Фарфор. Бисквит. Рельеф.

1980 г. — Зональная выставка ленинградских художников «Наш современник». Ленинград.

• Декоративная ваза «Память». 1975 г. Фарфор. Роспись подглазурная. Высота 65 см.

1980 г. — Зональная выставка произведений ленинградских художников 1980 года. Ленинград.

• Композиция «Салют победам российским (Непобедимые)» (5 плакеток). 1977 г. Фарфор. Бисквит. Рельеф.

2006 г. — Выставка «Огни карнавала». К 100-летию со дня рождения А. В. Воробьевского. Гос. Эрмитаж. Санкт-Петербург.

• Чайник с крышкой «Цветущая весна». 1973. Фарфор, роспись надглазурная полихромная, позолота. Худ. А. В. Воробьевский. Форма «Сувенирная» (1973 г.). Ск. Б. Д. Быструшкин. ЛФЗ.

2007 г. — Выставка «Цвет небесный, синий цвет». Гос. Эрмитаж. Санкт-Петербург.

• Декоративная плакетка «Арка Главного штаба (Дворцовая площадь)». 1977. Фарфор. Бисквит. ЛФЗ.

2012 г. — Выставка «История под глазурью». Государственный центральный музей современной истории России. Москва.

• Декоративная ваза «Память». 1975 г. Фарфор. Роспись подглазурная. Высота 65 см.

2014 г. — Выставка «Новгородский фарфор. Ушедшие страницы». Культурный центр «Диалог». Новгородский центр современного искусства. Великий Новгород.

• Скульптура «Голуби». 1958 г. Фарфор. Глазурованный. Бисквит, Роспись подглазурная;
• Скульптура из комплекта «Танцующие матрёшки». 1957 г. Фарфор. Роспись надглазурная.

2015 г. — Выставка «В некотором царстве...». Гос. Эрмитаж. Санкт-Петербург.

• Ночник "Рыбка". Фарфор. ЛФЗ.
• Графин "Девица с вёдрами". Роспись глазурью и солями, позолота. Форма "Матрёшка". Фарфор. ЛФЗ.
• Кофейник "Руслан, побеждающий Черномора" по сказке А.С.Пушкина "Руслан и Людмила". Форма "Ярославна". Фарфор. ЛФЗ.
• Подарочный комплект графинов "Иван Царевич и Василиса Прекрасная". Фарфор. ЛФЗ.
• Комплект настенных скульптур "Руслан и Людмила". Фарфор. ЛФЗ.

Источники

1. Каталог выставки новых образцов изделий художественной промышленности «Искусство в быт». — 1961. — С. 32.
2. Первая [Российская] Республиканская выставка декоративно-прикладного искусства. Каталог / Сост. В. В. Лыжина и др.; М-во культуры РСФСР; Союз художников РСФСР. — М.-Л.: Б.и., 1964. — С. 11, 22, 34, (илл.).
3. Зональная выставка «Ленинград»: живопись, скульптура, графика, декоративно-прикладное искусство. Каталог/ Министерство культуры РСФСР; Союз художников РСФСР; Управление культуры Ленгорисполкома; Государственный Русский музей; Ленинградское отделение союза художников. — Л.: Художник РСФСР, 1965. — С. 149, 150, 156, 165, 166, 172.
4. «Ленинград». Зональная выставка: Сборник/ Под ред. И.А.Бродского. — Л.: Художник РСФСР, 1965. — С. 123, (илл.).
5. Вторая Республиканская выставка «Советская Россия». Декоративно-прикладное искусство. Каталог/ Министерство культуры РСФСР; Союз художников РСФСР. — М.: Советский художник, Б.г. — С. 9, 16, 20, 21, (илл.).
6. Декоративно-прикладное искусство. Каталог. — 1967-1968. — С. 22.
7. Третья Республиканская выставка «Советская Россия». 50-летию Великого Октября посвящается. Секция декоративно-прикладного искусства. Каталог / Министерство культуры РСФСР; Союз художников РСФСР. — М.: Советский художник, 1968. — С. 11,16.
8. Весенняя выставка произведений ленинградских художников 1965 года. Каталог / Ленинградское отделение союза художников; Союз художников РСФСР. — Л.: Художник РСФСР, 1970. — С. 62.
9. Весенняя выставка произведений ленинградских художников 1969 года. Каталог / Ленинградское отделение союза художников; Союз художников РСФСР. — Л.: Художник РСФСР, 1970. — С. 50.
10. 1870-1970. Владимировичу Ильичу Ленину посвящается. Выставка произведений ленинградских художников. – Каталог / Главное Управление культуры Ленгорисполкома; Ленинградская организация союза художников РСФСР; Государственный Русский музей. — Л.: Художник РСФСР, 1970. — С. 115.
11. Биобиблиографический словарь Художники народов СССР: В 6-ти томах. — М.: Искусство, 1972. — Т. 1. — С. 137.
12. Осенняя выставка произведений ленинградских художников 1971 года. Каталог / Ленинградская организация союза художников РСФСР. — Л.: Художник РСФСР, 1973. — С. 40.
13. Весенняя выставка произведений ленинградских художников 1973-1974 гг. Каталог. — Л.: Художник РСФСР, 1973-1974. — С. 24.
14. Пятая Республиканская художественная выставка «Советская Россия». Живопись. Скульптура. Графика. Плакат. Монументально-декоративное и театрально-декорационное искусство. Каталог. — М.: Министерство культуры РСФСР, 1975. — С. 8.
15. Изобразительное искусство Ленинграда: Живопись. Скульптура. Графика. Театрально-декорационное искусство. Декоративно-прикладное искусство. Каталог выставки/ Министерство культуры РСФСР; Союз художников РСФСР; Ленинградская организация союза художников РСФСР. — Л.: Художник РСФСР, 1976. — С. 284.
16. Справочник художников СССР. Справочник членов Союза художников СССР. По состоянию на 1 января 1977 г. — М.: Б.и., 1979. — Т. 1. — С. 217.
17. Зональная выставка произведений ленинградских художников «Наш современник» 1975. Каталог / Министерство культуры РСФСР; Союз художников РСФСР; Главное Управление культуры Ленгорисполкома; Ленинградская организация союза художников РСФСР; Государственный Русский музей. — Л.: Художник РСФСР, 1980. — С. 69.
18. Шестая Республиканская художественная выставка «Советская Россия». Живопись. Скульптура. Графика. Плакат. Монументально-декоративное и театрально-декорационное искусство. Каталог. — М.: Министерство культуры РСФСР, 1980. — С. 187.
19. Выставка произведений ленинградских художников, посвящённая 60-летию Великого Октября. Каталог / Главное Управление культуры Ленгорисполкома; Ленинградская организация союза художников РСФСР. — Л.: Художник РСФСР, 1982. — С. 64.
20. Зональная выставка произведений ленинградских художников 1980 года. Каталог / Главное Управление культуры Ленгорисполкома; Ленинградская организация союза художников РСФСР. — Л.: Художник РСФСР, 1983. — С. 77.
21. Рождественская Л.А. Новгородский сувенир. — Л.: Лениздат, 1988. — С. 36.
22. Кумзерова Т.В., Петрова Н.С. Поднесение к Рождеству: Огни карнавала. Каталог выставки / Авт. Т.В.Кумзерова, Н.С.Петрова. — СПб: Изд-во Государственного Эрмитажа, 2006. — С. 103.
23. Петрова Н.С. Ленинградский фарфоровый завод. 1944—2004 / Под ред. В. В. Знаменова. — СПб: Санкт-Петербург оркестр, Global View, 2006. — С. 29, 212-215, 482, 552, 694.
24. Русский фаянс и фарфор. Империя Кузнецовых и Конаково. Из частного собрания / Авт. И.Г.Цуренко, И.С.Насонова, С.М.Насонов. — М.: «Среди коллекционеров», 2010. — С. 403, (илл.).
25. Ленинградский фарфоровый завод имени М. В. Ломоносова: Каталог изделий. — М.: Новоэкспорт, Б.г. — С. 36, 53, 112-113, 191.
26. Крюкова И. Многогранность творчества // Художник : журнал. — 1970. — № 11. — С. 28.
27. Никольская Л. Сегодня на майоликовом // Трудовая победа : газета. — 1968. — Вып. 9 июля. — № 26. — С. 2.
28. Гусакова А. Мастера майолики // Трудовая победа : газета. — 1972. — Вып. 4 апреля. — № 14. — С. 3.
29. Быструшкин Б. По городам Японии // Трудовая победа : газета. — 1966. — Вып. 17 июля. — № 26. — С. 2.
30. Быструшкин Б. По городам Японии // Трудовая победа : газета. — 1966. — Вып. 19 июля. — № 27. — С. 4.
31. Быструшкин Б. По городам Японии // Трудовая победа : газета. — 1966. — Вып. 26 июля. — № 28. — С. 3.
32. Быструшкин Б. По городам Японии // Трудовая победа : газета. — 1966. — Вып. 9 августа. — № 30. — С. 4.
33. Быструшкин Б. По городам Японии // Трудовая победа : газета. — 1966. — Вып. 23 августа. — № 32. — С. 4.
34. Быструшкин Б. По городам Японии // Трудовая победа : газета. — 1966. — Вып. 13 сентября. — № 35. — С. 4.
35. Никитина И. В царстве фарфора // Смена : газета. — 1946. — Вып. 30 мая. — № 125. — С. 3.

Ссылки

• [www.artsstudio.com/artist/ Советский фарфор. ЛФЗ. Быструшкин Б. Д. Художник и скульптор по фарфору]

Персоналии   Искусство   Санкт-Петербург   СССР

Отрывок, характеризующий Быструшкин, Бронислав Дмитриевич

Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.