Владимир (форт Александровской цитадели)

Форт «Владимир» (польск. Fort „Włodzimierz”, с 1921 «Форт Легионов» польск. Fort „Legionów”) — форт, входящий в кольцо укреплений вокруг Варшавской (Александровской) цитадели, построенный в 1851—1853.

Трёхъярусная артиллерийская башня была сооружена, опираясь на проект французского фортификатора Марка Монталембера (Marc Montalembert), в виде неправильного кирпичного цилиндра, замкнутого с север-запада воротами с разводным мостом и окруженного сухим рвом. Под перекрытием находилась оборудованная позиция пехоты, на верхнем ярусе — бойницы для 34 пушек, на среднем ярусе (обороняющем ров) — бойницы пехоты. Ров был укреплен тремя капонирами и контрэскарповой галереей, из которой выходили противоминные ходы. В северо-восточной части нижнего яруса находилась ещё одно 4-пушечное укрепление, заслоняющее переправу через Вислу.

После 1865 башня была модернизирована. Ров с восточной стороны засыпали. Между башней и Вислой была построена кирпично-земляная батарея в виде перевернутой буквы L, предназначенная для обороны речной переправы. С юга и запада сооружен земляной боевой откос, а при воротах — кирпичный туалет с земляной насыпью. В самом низком ярусе был пробит в юго-западном направлении коридор с противоминными тротуарами, ведущий в полукапониры батареи, а также до помещения контрэскарпе её рва. Форт также был переоборудован орудиями нового типу.

После создания Варшавской крепости форт утратил стратегическое значение. В 1905—1906 и в 1909 здесь размещалась тюрьма

После разоружения в 1914 в период I мировой войны здесь хранились документы российского архива Варшавского военного округа. Форт находился под слабой охраной, и окрестное население стало разбирать документы для отопления своих домов. Из-за этого в феврале 1919 здесь произошёл пожар.

В западной части боевого откоса был установлен крест, обозначающий место казни членов Национального правительства январского восстания 1863—1864. В 1918 форт стал офисом-складом Центрального военного архива. Была произведена его перестройка: замурованы бойницы для карабинов, на месте пушечных бойниц верхнего яруса сделаны окна. С 1921 сооружение стало именоваться Фортом Легионов.

В 1925 на месте сровненных с землей боевого откоса и батареи был разбит первый квартал парка Траугутта (Park Traugutta). Около 1935 был откопан западный отрезокрва, зато часть коридоров, отходящих с нижнего яруса, а также противоминные тротуары галереи были засыпаны землей и замурованы. Был также ликвидирован туалет и ров перед воротами.

В сентябре 1939 на башне была установлена позиция противовоздушной артиллерии Во время Варшавского восстания 1944 сооружение оказалось в прифронтовой полосе. После Второй мировой войны его вновь заняли армейские учреждения: скульптурная мастерская, хранилище карт и склады обмундирования. Часть помещений превратилась в руины, западный капонир был по большей части разобран. Помещения бывшей батареи были залиты водой, из-за чего появилась легенда о якобы имевшем месте тоннеле до Цитадели.

В 1980 в еженедельнике «Столица» был представлен проект реконструкции форта для культурных целей, разработанный отделом «Замок» (Zamek) «Мастерской реставрации памятников старины» (Pracownia Konserwacji Zabytków). В нём должны были поместиться многофункциональный зрительный зал с подсобными помещениями, дом культуры с мастерскими и библиотекой, кафе и клуб ветеранов (фронтовиков) с выставочным залом. В качестве альтернативного варианта рассматривалось использование форта в качестве резиденции музея архитектуры, при этом общая площадь перестроенного объекта должна была составить 36 760 м³.

В 1996 форт был опустошен. Одновременно его интерьеры использовались при производстве реклам и фильмов (в частности «Огнём и мечом»). В 1999 он был принят на баланс Агентством военного имущества (Agencja Mienia Wojskowego) и продан частной гастрономической фирме — семье Кренглицких. После окончания уборочных и строительных работ он стал сдаваться внаём для проведения пленэрных мероприятий. Подземные помещения форта приспособлены для туристического посещения.

Объект вписан в реестр памятников старины как «Форт Легионов с окружением» (Fort Legionów z otoczeniem) (№ 59/9 от 01.07.1965, дополнение от 23.03.2005)

Отрывок, характеризующий Владимир (форт Александровской цитадели)

– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.