Военный музей Латвии
| Военный музей Латвии | |
|---|---|
| |
| Дата основания | 1916 |
| Местонахождение | улица Смилшу, 20 Рига, Латвия |
| Директор | Айя Флейя |
Военный музей Латвии (латыш. Latvijas Kara muzejs) — рижский музей, экспозиция которого посвящена истории возникновения и становления латвийских вооружённых сил.
История
Военный музей был основан в сентябре 1916 года и должен был способствовать увековечиванию памяти участия национальных батальонов латышских стрелков в сражениях Первой мировой войны. После образования Латвийского государства главной задачей музея стало создание экспозиции, посвящённой истории возникновения национальных вооружённых сил. Работниками музея проводилась активная деятельность по патриотическому воспитанию молодёжи. Всестороннюю поддержку работе музея оказывало Военное министерство Латвии.
С 1919 года музей располагался в Пороховой башне. В 1937 году началось строительство нового здания по проекту архитектора Артура Галиндома. Пафосное строение из красного кирпича в стиле неоклассицизма было готово в 1940 году. После смены власти музей, не соответствующий новым политическим задачам, был закрыт и его экспонаты были переданы в другие городские музеи и архивы.
Некоторое время в здании музея находилось Нахимовское военно-морское училище. В 1957 году было принято решение открыть Музей Революции Латвийской ССР, который просуществовал до 1990 года. После восстановления независимости Военный музей был возобновлён на прежнем месте.
В сегодняшней экспозиции музея на фоне ретроспективного взгляда на многовековую военную историю народов населявших Балтийский регион, особый акцент делается на документальное освещение событий ХХ века и роль национальных вооружённых сил в наиболее сложные для Латвийского государства исторические моменты.
С 1997 года Латвийский военный музей является членом Международной ассоциации военной истории[1].
Постоянные экспозиции
- Воины и батальный жанр изобразительного искусства IX—XVI веков
- Латышские воины в годы Первой мировой войны 1914—1918
- Образование Латвийского государства и борьба за независимость 1918—1920
- Латышские воины во время Гражданской войны в России 1918—1921
- На защите Латвийского государства 1920—1940
- Латвия в годы Второй мировой войны
- Советское время и «Третье пробуждение» 1940—1990
Филиалы
- Музей Оскара Калпакса в местечке Айритес Зирньской волости Салдусского края
- Музей Рождественских боёв, который находится в Валгундской волости Елгавского края на хуторе Мангали
Руководство музея
- Директор: Айя Флейя
- Заместитель директора по научной работе: Юрис Цыгановс
- Главный хранитель музея: Илзите Зелтиня
- Руководитель отдела реставрации: Гунита Полдме
- Руководитель оружейного отдела: Эгилс Гелдериньш
- Руководитель отдела фотонегативов: Анита Видзидска
Напишите отзыв о статье "Военный музей Латвии"
Примечания
- ↑ Latvijas Enciklopēdija. — Rīga: SIA «Valērija Belokoņa izdevniecība», 2007. — ISBN 9984-9482-0-X.
Ссылки
- [www.karamuzejs.lv/lkm/home.aspx?sc_lang=ru Официальный сайт музея]
Отрывок, характеризующий Военный музей Латвии
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
