Вознесенско-Сретенский приход

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 57°37′34″ с. ш. 39°52′14″ в. д. / 57.62619° с. ш. 39.87067° в. д. / 57.62619; 39.87067 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=57.62619&mlon=39.87067&zoom=14 (O)] (Я)

Церковь Вознесения Господня — характерный для ярославской школы приходской четырехстолпный пятиглавый храм с закрытыми галереями, возведённый по инициативе и на средства прихожан в 1677-82 гг. Стоит чуть восточнее Вознесенских казарм, на главной улице Ярославля — бывшей Власьевской, ныне Свободы, в нескольких шагах от площади Труда. В ансамбль прихода входит также тёплая Сретенская церковь (1689-91, перестроена в конце XVIII века) — уникальный для Ярославля памятник культового зодчества в стиле елизаветинского барокко.





Сказание о возникновении

Об обстоятельствах возникновения прихода повествует «Сказание о построении Вознесения деревянной церкви» XVII века. В нём рассказывается, что при Иване Грозном город богател на северной торговле с англичанами и голландцами, которые «живяше зде на свободе и в согласии с нашими, построиша и мнози склади и анбари». Иностранцы обратились к ростовскому архиепископу с челобитной о разрешении построить в Земляном городе кирху. Тот разрешил строительство иноверческой церкви при условии её размещения за пределами города, в Кондаковой слободе, по дороге на Углич. Планы «у дворов его построити иноверную божницу» вызвали возмущение богатого грека Василия Кондаки, который с благословения владыки Евфимия спешно соорудил здесь деревянную церковь во имя Вознесения Господня (1584). Позднее рядом с ней была выстроена отдельно стоящая Сретенская церковь.

Вехи строительной истории

  • 1667 (26 августа) — Обе деревянные церкви, холодная Вознесенская и тёплая Сретенская, сгорели.
  • 1668 (3 сентября) — Митрополит Иона Сысоевич в ответ на прошение приходского священника благословил сооружение нового храма.
  • 1677 (16 декабря) — Приходской священник Пётр просит у митрополита соизволения заменить деревянный храм каменным.
  • 1682 (май) — Освящение новопостроенной 5-главой церкви. Её пропорции вызвали такое одобрение ярославцев, что по тем же меркам было решено строить Фёдоровскую церковь, которая в XX веке стала кафедральным храмом древней Ростово-Ярославской епархии.
  • 1706 — С благословения митрополита Димитрия Ростовского в алтарной части храма освящён придел в честь Соловецких святителей.
  • 1736 — Ярославская артель Алексея Соплякова иждивением прихожан А. М. Затрапезнова и И. Ф. Гурьева расписала храм фресками.
  • 1810 — «Для совершения в зимнее время ранних литургий» в церковной галерее устроен придел во имя иконы Богоматери Всех Скорбящих Радость.

Тёплая Сретенская церковь была сооружена в камне по грамоте Ионы Сысоевича от 5 сентября 1689 г. и освящена 11 декабря 1691 г. От неё сохранилась только трапезная часть. В XVIII веке крупным жертвователем на нужды храма выступал фабрикант Гурьев. Его шёлковая мануфактура стояла на месте Вознесенских казарм, а рабочие относились к Вознесенскому приходу.

В 1745 г. у западного входа Вознесенского храма Гурьев выстроил ярусную колокольню с набором из пяти колоколов. Благодаря стараниям Гурьева основная часть зимнего храма при Екатерине II была «новым фасадом построена», получив оформление в стиле позднего барокко. Иконостас был позолочен и внутренность храма окончательно обустроена после смерти благотворителя тщанием его дочери. В 1825 г. живопись в церкви поновлял В. В. Сарафанников.

Дореволюционный приход

Екатерининский план перестройки Ярославля предусматривал устройство у Вознесенского прихода крупной торговой площади, однако эти планы не осуществились, храмы были застроены обывательскими домами, а торг переместился на Сенную площадь за Вознесенскими казармами. На заводе Оловянишникова (который также владел мануфактурой в пределах прихода) были отлиты для приходской колокольни новые колокола: в 1802 г. — весом в 200 пудов, в 1848 г. — весом в 490 пудов. В церкви почитались образы Владимирской Богоматери и Николая Чудотворца, первый из коих особенно помогал «от винного недуга». Накануне храмового праздника (22 мая) ежегодно совершался крестный ход из Успенского собора с чудотворными иконами.

Ризница Вознесенского прихода славилась в Ярославле своим богатством. В ней хранилось несколько серебряных крестов-мощевиков XVII века. В 1909 г. в столичных газетах напечатали историю о том, что местный священник попытался обменять в магазине серебряной утвари Оловянишникова серебряные потир с дискосом 1684 года и шесть старинных крестов на «новосделанный» напрестольный крест.

XX-XXI век

Как видно из фотографий, в дни Ярославского восстания (1918) храмы прихода сильно пострадали: главы и стены были пробиты снарядами, а колокола «в несколько сот пудов» рухнули с колокольни. Церковная община профинансировала реставрацию храмов.

Приход был закрыт 19 апреля 1929 г., причём колокольня была сразу же разобрана. Также были утрачены маковицы глав холодного храма и барабан с грушевидной главой тёплого храма. Все 1990-е годы обезображенные храмы занимал трамвайный парк: в обезглавленной Вознесенской церкви складировались материалы, в зимней помещались библиотека и клуб трамвайного парка.

В 2005 году трамвайное депо №3 было закрыто вместе со значительной частью трамвайных линий и списанием подвижного состава. Все здания на территории депо были снесены, за исключением зданий церковного прихода.

В связи с приватизацией земельного участка и планами строительства на нем крупного торгового центра ближе к тысячелетию города (2010) храмы прихода были переданы в ведение РПЦ, после чего началось их восстановление. В трапезной сохранились фрески XVIII века и редкое для Ярославля декоративное убранство той эпохи. По состоянию на май 2010 года Вознесенский храм стал единственным из уцелевших в центре города, где в рамках подготовки к тысячелетию были всё-таки восстановлены купола.

После того, как были открыты заложенные в незапамятные времена проёмы гульбища, Вознесенская церковь первой из приходских храмов города вернула себе открытые галереи. Оба притвора восстанавливаются в условных формах XVII века, без венчавших их в XIX веке колоколообразных шатров. Южный пёстро раскрашен; над входом — фреска современного письма.

Сретенская церковь с улицы Свободы Вид с востока Вид с юго-востока

Источник

Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7610059000 объект № 7610059000]
объект № 7610059000
  • Т. А. Рутман. «Храмы и святыни Ярославля». Ярославль, 2005.

Напишите отзыв о статье "Вознесенско-Сретенский приход"

Ссылки

  • [www.prihod-voznesenie.orthodoxy.ru/ Сайт Вознесенского прихода]

Отрывок, характеризующий Вознесенско-Сретенский приход

– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.