Вычугов, Николай Леонтьевич

Николай Леонтьевич Вычугов
Дата рождения	1902(1902)
Место рождения	Царицын, Российская империя
Дата смерти	29 сентября 1942(1942-09-29)
Место смерти	Сталинград, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	танковые войска
Годы службы	1941—1942
Звание
Командовал	Танковая бригада имени Сталинградского пролетариата
Сражения/войны	Великая Отечественная война Сталинградская битва
Награды и премии

Николай Леонтьевич Вычугов (1902, Царицын — 29 сентября 1942, Сталинград) — инженер-технолог Сталинградского тракторного завода, младший лейтенант, командир танковой бригады народного ополчения имени Сталинградского пролетариата, участник Сталинградской битвы. Его имя увековечено на одной из 37 именных мемориальных плит на Большой братской могиле мемориального комплекса «Героям Сталинградской битвы» на Мамаевом кургане.

Биография

До войны

Родился в городе Царицыне Саратовской губернии в семье грузчика. Работал слесарем на Сталинградском тракторном заводе, затем окончил Сталинградский вечерний механический институт и работал на заводе инженером-технологом сталефасонного цеха. Во время учёбы в институте был аттестован на командира танковой роты.

Участие в Сталинградской битве

Летом 1941 года на Сталинградском тракторном заводе были сформированы истребительный и танковый батальоны народного ополчения, которые состояли, главным образом, из рабочих и инженерных работников завода. Николай Леонтьевич стал командиром 1-го взвода Тракторозаводского отряда народного ополчения. Командиром танкового батальона был назначен капитан запаса А. Лебедев, комиссаром — капитан запаса А. Степанов (заведующий военным отделом Тракторозаводского райкома партии). 10 февраля 1942 на базе батальона была сформирована танковая бригада (в составе четырёх батальонов), получившая почётное наименование имени Сталинградского пролетариата. В бригаду было зачислено 1500 сотрудников завода, а командиром одного из батальонов стал Н. Л. Вычугов. Обучение и подготовка специалистов бригады проводились во время, свободное от основной деятельности на заводе. 11 июля 1942 Сталинградский городской комитет обороны принял постановление «О состоянии и мерах укрепления частей народного ополчения», в соответствии с которым было решено сформировать танковый батальон народного ополчения в Кировском районе, а так же дополнительно два батальона на тракторном заводе.

К 23 августа 1942 года бригадой командовали: командир бригады — Н. Л. Вычугов; комиссар бригады А. В. Степанов; начальник штаба бригады — Евгений Врублевский (инженер-конструктор Сталинградского тракторного завода).

23 августа 1942 года немецкие части прорвались к Тракторному заводу. Бойцы бригады совместно с другими частями народного ополчения были подняты по тревоге в 17:40 и в ночь выдвинулись на рубеж обороны севернее тракторного завода в район реки Сухая Мечётка. В первом бою принимали участие 337 бойцов под командованием младшего лейтенанта Николая Леонтьевича Вычугова. Особой заслугой ополченцев танковой бригады является то, что они вместе с бойцами истребительных батальонов и частей гарнизона, выступив 24 августа против гитлеровцев, сорвали их попытку сходу овладеть Сталинградом. Танковая бригада народного ополчения была выстроена в два эшелона. В первом эшелоне стояли 2-й, 3-й и 4-й батальоны, которые за неимением материальной части (танков) действовали, как стрелковые подразделения. Во втором эшелоне стоял 1-й батальон, имевший танки и выполнявший роль подвижного резерва. В первую ночь бригада прикрывала Дубовское шоссе, подступы к зенитным батареям, а так же, используя танки в качестве неподвижных огневых точек, мост у реки Мокрая Мечётка в районе кинотеатра «Ударник». К полудню 24 августа 1-й батальон бригады установил связь с 21-м утб 99-й тбр.

Танковая бригада занимала оборону в северной части Тракторозаводского района с 23 августа по 28 сентября 1942 года.

28 сентября немцы начали наступление на нескольких участках. Штаб танковой бригады получил сообщение, что со стороны Сухой Мечётки и по балке, севернее механического института, просочились немецкие автоматчики, которые намереваются выйти на заводскую площадь. Навстречу врагу устремились танкисты. Вместе с комсомольцем Евгением Врублевским Николай Вычугов подбил семь немецких танков.

В этом бою погиб командир бригады Н. Л. Вычугов, посмертно награждённый орденом Красного Знамени.

Как самостоятельная единица бригада ополчения участвовала в обороне города до 5 октября 1942 года. Затем она влилась в ряды 124-й стрелковой бригады полковника С. Ф. Горохова.

Награды

Николай Леонтьевич награждён орденом Красного Знамени и медалью «За оборону Сталинграда». Удостоверение о награждении медалью хранится в фондах музея-заповедника «Сталинградская битва».

Память

9 февраля 1948 года (постановление № 5/9) одной из улиц Сталинграда было присвоено имя Николая Леонтьевича Вычугова. Улица Вычугова выходит к реке Мокрая Мечётка.

В 1968 на здании цеха, где работал Николай Леонтьевич, была открыта памятная доска.

Среди мемориальных плит Большой братской могилы мемориального комплекса «Героям Сталинградской битвы» есть плита с именем Николая Леонтьевича Вычугова. Прах Николая Леонтьевича был перезахоронен в Большую Братскую могилу во время строительства мемориального комплекса.

Проблематика

В некоторых исследованиях отвергается участие танковой бригады народного ополчения (и её командира) в отражении первого штурма Сталинграда. Во многих исследованиях танковая бригада и сам Николай Леонтьевич Вычугов упоминаются вскользь, а часто не упоминаются вообще. В большинстве работ, где встречается имя Николая Вычугова, тексты однотипны и восходят к очерку «Танкист народного ополчения». Однако, даже в таких случаях встречаются расхождения в дате рождения, воинском звании, должности и последующем награждении.

Литература

• Прописаны в Волгограде навечно (сборник). — Волгоград: Нижне-Волжское книжное издательство, 1975. — С. 61 — 62. — 176 с. — 30 000 экз.
• Сталинградцы в бою и труде: документы, очерки, воспоминания, фотографии / сост. М. Т. Поляков, П. А. Дубицкая. — Волгоград: Издатель, 2005. — С. 227—231. — 599 с. — ISBN 5-9233-0415-5.
• Сталинградская битва. Июль 1942-февраль 1943: энциклопедия / под ред. М. М. Загорулько. — 5-е изд., испр. и доп. — Волгоград: Издатель, 2012. — 800 с.
• Улица имени героя… : информационно-библиографический справочник / Амелина М.А. — Волгоград: МУК «ЦСГБ», 2009. — 36 с.
• Самсонов А. М. [modernlib.ru/books/samsonov_a/stalingradskaya_bitva/read_10 Сталинградская битва]. — 4-е изд., испр. и доп. — М: Наука, 1989. — 630 с.
• Бесплеменнова Н. [www.culture34.ru/upload/iblock/b3b/b3b4a0c08f7abd3f3390144802af9519.pdf Железный ветер бил им в лицо] // Грани культуры : Областная культурно-просветительская газета. — 2013. — № 1—2 (65—66). — С. 8.

Ссылки

• [volgaarh.ru/useruploads/file/cdnivo_160513.pdf Здесь похоронены и маршал, и солдат. Из документов Волгоградского областного отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИК). 1985 год] (PDF). volgaarh.ru. Проверено 6 ноября 2014.
• А. Шахов. [kprf.ru/rus_soc/110110.html Газета «Правда» про тракторозаводский щит Сталинграда]. КПРФ (14 сентября 2012). Проверено 2 ноября 2014.
• [www.mamaev-hill.ru/virtual-tour/entrance-area Монумент «Родина-Мать зовет!»]. Мемориальный комплекс Мамаев курган. Проверено 2 ноября 2014.
• С. Краснов. [pro-tank.ru/tanki-v-bou/1145-training-tank-battalion-defends-stalingrad 21-й Отдельный Учебный Танковый Батальон на защите Сталинграда]. «Военно-исторический журнал» № 9, 1976. Виртуальная энциклопедия бронетехники. Проверено 2 ноября 2014.
• М. М. Загорулько. [www.givoipoisk.ru/per20.php Народное ополчение]. Энциклопедия Волгоградской области, 2008. — С. 218—219. Поиск неизвестных воинских захоронений, солдатских судеб, белых страниц истории периода Сталинградской битвы (2008). Проверено 2 ноября 2014.

Отрывок, характеризующий Вычугов, Николай Леонтьевич

Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.