Гакенрихтер
Гакенрихтер (от нем. Hakenrichter — сошный судья) — должность в Эстляндской губернии, которая соответствовала по статусу лифляндскому орднунгсрихтеру[1] и была учреждена в XV веке[2].
Обязанности гакенрихтера были чисто полицейские и в основном касались дел по розыску беглых крепостных крестьян[2]. Кроме того, он производил предварительные следствия сокращенным порядком[1].
Гакенрихтер имел право налагать на крестьян телесные наказания. Подчинялись гакенрихтеры непосредственно губернатору и губернскому правлению, куда и поступали жалобы на их решения. Отстранить его от должности могла лишь высшая в губернии судебная власть[1].
Гакенрихтеры избирались ландтагом на три года[3] исключительно из среды матрикулированных дворян. Они выбирали сами своих помощников, «комиссаров»[1].
Жалованья гакенрихтеры не получали[1].
Во времена польского владычества гакенрихтеры не встречаются, а при шведах они являются представителями земской полиции, в количестве четырёх человек. После присоединения Эстляндии к Российской империи число их возросло до одиннадцати[1].
После проведения в прибалтийских губерниях полицейской реформы, должность гакенрихтера была упразднена и заменена общими полицейскими учреждениями. Главные функции гакенрихтеров перешли к уездным начальникам[1][4].
Напишите отзыв о статье "Гакенрихтер"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 К. В.,. Гакенрихтер // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ 1 2 Советская историческая энциклопедия. — Москва: Советская энциклопедия . Под ред. Е. М. Жукова. 1973—1982.
- ↑ Гакенрихтер // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.
- ↑ Словарь иностранных слов русского языка
Отрывок, характеризующий Гакенрихтер
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
