Гарри и Хендерсоны
| Гарри и Хендерсоны | |
| Harry And The Hendersons | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Уильям Дир, Ричард Вейн |
| Автор сценария |
Уильям Дир, Билл Мартин, Эзра Д. Рапапорт |
| В главных ролях | |
| Оператор |
Аллен Давио |
| Композитор |
Брюс Бротон |
| Длительность |
110 мин |
| IMDb | |
«Га́рри и Хе́ндерсоны» (англ. Harry And The Hendersons), или «Га́рри — снежный человек» — американская кинокомедия в жанре фэнтези 1987 года. Фильм получил премию «Оскар» за лучший грим и вдохновил последующий сериал с тем же названием[1]. Режиссёр и продюсер Уильям Диар, исполнительный продюсер Стивен Спилберг, Рик Бейкер изготовил грим для Гарри. Музыку к фильму написал Bruce Broughton. Джо Кокер исполнил финальную песню «Love Lives On».
Кроме премии за лучший грим фильм был 7 раз номинирован в категориях: «Лучший фантастический фильм», «Лучшая актриса», «Лучший режиссёр», «Лучший грим», «Лучшая молодая актриса в кинокомедии», «Лучший молодой актёр в кинокомедии» и «Лучший семейный кинофильм».
В первый уик-энд фильм заработал 4 миллиона долларов заняв третье место после фильмов Полицейский из Беверли-Хиллз 2 и Неприкасаемые[2]. Всего в прокате США картина собрала почти 30 миллионов долларов. Фильм получил смешанные отзывы критиков.
В Великобритании фильм вышел под названием «Снежный человек и Хендерсоны» (англ. Bigfoot and the Hendersons).
Слоган фильма: «Согласно науке, снежный человек не существует. Когда не можешь поверить глазам — поверь своему сердцу» (англ. According to science, Bigfoot doesn’t exist. When you can’t believe your eyes, trust your heart).
Содержание
Сюжет
Возвращаясь с лесной прогулки, семья Хендерсонов сбивает на машине огромное мохнатое существо. Сначала они испугались, что сбили человека, но потом поняли — они сбили снежного человека! Думая, что он мертв, они забирают это чудо природы с собой в город. Там это громадное (более двух метров роста и около двухсот килограммов веса) человекоподобное существо очухивается и начинает приносить Хендерсонам массу хлопот и неприятностей. И если поначалу глава семьи Джордж Хендерсон (Джон Литгоу) увидел в этой волосатой туше лишь средство обогащения, то вскоре ему под нажимом его двух детей — Эрни (Джошуа Рудой) и Сары (Маргарет Лангрик) — пришлось в корне изменить своё мнение. Его супруга Нэнси (Мелинда Диллон) также постепенно избавилась от чувства страха и привязалась к этому громиле, названному Хендерсонами Гарри (Кевин Питер Холл). Несмотря на свой огромный размер и довольно угрожающую наружность, Гарри имел очень добрую и ранимую душу. Чего только стоит тот факт, что он, попав в дом к Хендерсонам, похоронил в палисаднике норковую шубу Нэнси, а также охотничьи трофеи Джорджа, и с таким укором посмотрел на хозяев, что Джордж уже видимо никогда не возьмется за ружье. Так, видимо, и остался бы Гарри жить в доме Хендерсонов, если бы не Жак Ля Флер (Дэвид Суше) — профессиональный охотник, решивший во что бы то ни стало добыть экземпляр йети. Джорджу Хендерсону пришлось с семьей увезти доброго великана Гарри в его родные леса, туда, где, как оказалось, живёт ещё немало бигфутов. И в этом им очень помог доктор антропологии Уоллес Райтвуд (Дон Амичи), многие годы искавший следы снежного человека.
В ролях
- Джон Литгоу — Джордж Хендерсон
- Мелинда Диллон — Нэнси Хендерсон
- Маргарет Лангрик — Сара Хендерсон
- Джошуа Рудой — Эрни Хендерсон
- Кевин Питер Холл — Гарри
- Дэвид Суше — Джакус Ла’Флер
- Лэйни Казан — Айрин Моффат
- Дон Амичи — Доктор
Напишите отзыв о статье "Гарри и Хендерсоны"
Примечания
- ↑ [articles.sun-sentinel.com/1991-01-20/entertainment/9101040378_1_harry-spinoff-hendersons Harry` Spinoff Is `Alf` For The `90s], Sun Sentinel. Проверено 12 октября 2010.
- ↑ [www.nytimes.com/1987/06/11/movies/cop-ii-is-first-again-in-box-office-sales.html Cop II Is First Again In Box Office Sales], The New York Times (11 июня 1987). Проверено 12 октября 2010.
См. также
Отрывок, характеризующий Гарри и Хендерсоны
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
