Гасаноглы Иззеддин
Гасаноглы Иззеддин | |
азерб. İzzəddin Həsənoğlu, перс. شیخ عزالدین پورحسن اسفراینی | |
Псевдонимы: |
Пуре-Гасан |
---|---|
Дата рождения: |
XIII в. |
Место рождения: | |
Дата смерти: |
XIV в. |
Род деятельности: | |
Язык произведений: |
Гасаноглы́ Иззедди́н (конец XIII—начало XIV вв.[1][2]) — наиболее ранний[3] автор азербайджанской литературы. Стал одним из основоположников азербайджанской литературы[4].
Язык поэзии Гасаноглы — тюркский[3]/азербайджанский и персидский[2]. Родом был из Хорасана. Ученик суфийского шейха Джамалиддина Ахмеда Закира. Главная тема его поэзии — любовь. Наследие Гасаноглу незначительна[3], сохранились только две его газели. Лирика поэта служила образцом для многих поколений поэтов, писавших на тюркских языках. Гасаноглы писал под персидским псевдонимом «Пуре-Гасан»[1] (پورحسن — сын Гасана). Последователями считаются поэты Ахмед Бурханеддин и Имадеддин Насими.
Общественная тема любовной философии в лирике классика персидской поэзии Низами, идеи и общественные мотивы в творчестве Низами были в большей степени литературной основой и творческой школой для поэт Гасаноглу[5]. Согласно азербайджанскому исследователю Гасыму Джахани, Гасаноглу использовал не только идею стихотворений Низами, но и их формы. Как и Низами, Гасаноглу также для усиления эмоциональности повторял художественные образы и художественные выражения вопросами и определениями. Такие формы делали газели более читабельными, превращая чувства в страсть и проясняя смысл[6].
Напишите отзыв о статье "Гасаноглы Иззеддин"
Примечания
- ↑ 1 2 Караев Я. [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke2/ke2-0811.htm Гасаноглы] // Краткая литературная энциклопедия. — М.: Сов. энцикл., 1964. — Т. 2. — С. 81.
- ↑ 1 2 [oval.ru/enc/16878.html Гасаноглы Иззеддин] — статья из Большой советской энциклопедии (3 издание)
- ↑ 1 2 3 [www.iranicaonline.org/articles/azerbaijan-x Azerbaijan x. Azeri Turkish Literature] — статья из Encyclopædia Iranica. H. Javadi and K. Burrill
- ↑ A. Caferoglu, «Adhari (azeri)», in Encyclopedia of Islam, (new edition), Vol. 1, (Leiden, 1986).
- ↑ Ҹаһани, 1979, с. 158.
- ↑ Ҹаһани, 1979, с. 159.
См. также
Литература
- Ҹаһани Г. Азәрбајҹан әдәбијјатында Низами ән'әнәләри = Традиции Низами в азербайджанской литературе / Под редакцией И. Гамидова. — Б.: Элм, 1979. — 204 с. (азерб.)
- Антология азербайджанской поэзии в 3-х томах, т. 1, М., 1960.
- Рази Амин Ахмед, Хефт эглим, Калькутта, 1918.
- Даулет-шах Алайе Самарканди, Тезкерет-ош-шаорае, Тегеран, 1337 с. г. х. (1958).
- Азәрбајҹан әдәбиjjаты тарихи, ч. 1, Бакы, 1960.
Отрывок, характеризующий Гасаноглы Иззеддин
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .
Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.