Гастев, Михаил Степанович

Михаил Степанович Гастев
Дата рождения:	8 ноября (20 ноября) 1801(1801-11-20)
Дата смерти:	24 июня (6 июля) 1883(1883-07-06) (81 год)
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Михаил Степанович Гастев (8 ноября 1801 года, Тульская губерния — 24 июня 1883) — преподаватель вспомогательных исторических наук в ряде учебных заведений Российской империи, чиновник канцелярии Московского военного генерал-губернатора, статский советник.

Известен своими трудами по москвоведению — статистическому описанию Москвы, а также тем, что принимал репетицию экзамена у М. Ю. Лермонтова, после чего Лермонтов не поступил в Московский университет.

Биография

Отец его, из духовного звания, поступил в 1805 году в военную службу и, произведенный впоследствии в офицеры, неизвестно как и где погиб после 1812 года.

Гастев, оставшись у родственников, сначала учился дома, потом в Тульской семинарии и Тульской гимназии.

Затем в продолжение четырёх лет самостоятельно подготовился к поступлению в университет, изучив между прочим лексиконы латинский, французский, немецкий и до половины греческий и итальянский, чтобы не терять времени на приискание слов при переводах; посвящал свободное время знакомству с литературой и особенно увлекался Жуковским, большинство произведений которого он знал наизусть. По выходе истории Карамзина, Гастев сократил её в два больших тома, предполагая издать это сокращение, затем перевел с французского одно математическое сочинение Тиссона.

Учеба и преподавательская деятельность

Поступив в 1825 г. в Московский университет на словесное отделение, Гастев обратил на себя внимание проф. Каченовского основательным знанием русской истории, приобретенным им при сокращении истории Карамзина; Каченовский всячески поощрял его к дальнейшим занятиям этим предметом.

По окончании университета 19-го июня 1828 г. со степенью кандидата, Гастев в августе того же года поступил учителем истории и географии, с 1831 г. по 1843 г. — и статистики, и библиотекарем (был им до ноября 1833 г.) в Московскую практическую коммерческую академию, где служил уже два с половиной года частным образом, и преподавал там до 2 июля 1847 года (географию — до 1845).

В 1830 г. ему поручено чтение «приуготовительных» лекций по географии, хронологии, генеалогии, нумизматике, геральдике и дипломатике (для студентов первого курса) в Московском университете.

По воспоминаниям К. С. Аксакова, студента словесного отделения Московского университета в 1832—1835 гг.: «Гастев читал какую-то смесь статистики, истории, геральдики и еще чего-то».

По воспоминаниям П. Ф. Вистенгофа, адъюнкт-профессор Московского университета Гастев был одним из «бесцветных профессоров». Также по воспоминаниям П. Ф. Вистенгофа, с Гастевым произошло столкновение у М. Ю. Лермонтова весной 1832 г. когда Лермонтов поступал в Московский университет, поскольку Лермонтов ответил Гастеву на заданный вопрос подробнее, чем требовалось по программе.

В 1832 г. М. С. Гастев защитил диссертацию на степень магистра словесных наук и утвержден в этой степени 8 августа.

В августе 1833 г. Гастев вынужден был прекратить службу в Московском университете и назначен старшим учителем истории и статистики в Московский дворянский институт, где прослужил три с половиной года до января 1837 г., причем с 1836 г. преподавал одну только историю.

В январе 1835 г. определен преподавателем географии, истории и мифологии и членом конференции в Московское дворцовое архитектурное училище, где прослужил 13 лет (до 30 сентября 1847 г.).

Служба в канцелярии Московского военного генерал-губернатора

В 1838 г. утвержден в чине титулярного советника и в 1839 г. произведен в коллежские асессоры.

26 декабря 1841 г. причислен к канцелярии Московского военного генерал-губернатора для исполнения особых поручений. С 1841 г. до увольнения от службы на его обязанности лежало приведение в порядок и сдача в архив решенных дел генерал-губернаторской канцелярии, а затем и Московской управы благочиния и всех присутственных мест. В 1842 г. наблюдал за взысканием недоимок Городской думы (до 1844 г.) и собирал справки о проектированной железной дороге от Москвы до Оки.

В 1843 г. произведен в надворные советники, в 1846 г. — в коллежские советники.

В апреле 1844 г. Г. был вверен Московский губернский архив. При нём архив этот значительно увеличился и приведен был в порядок.

В 1844 и 1845 гг. он присутствовал в Высочайше утверждённых комиссиях о производстве выдачи квартирных денег разным чинам из городских доходов и о злоупотреблениях по чайной торговле.

К 1847 году, совсем оставив преподавание, остался только чиновником канцелярии генерал-губернатора и заведующим Губернским архивом.

В 1848 и 1849 г. Гастеву поручалось ещё постоянное наблюдение за ходом дел по торговой депутации и торговой полиции, надзор за ремонтным содержанием городских бульваров, казенной городской мостовой, прием городских казенных построек, председательствование в Торгово-полицейском комитете и разных комиссиях и другие временные дела, преимущественно по части хозяйственной и экономической.

В 1848 г. награждён орденом св. Анны 3-й ст. и в 1850 г. орденом св. Владимира 4-й ст.

С 19 июня 1851 г. по 6 сентября 1852 г. состоял почетным директором Верейских богоугодных заведений.

28 октября 1851 г. произведен в статские советники, а в 1853 г. награждён орденом св. Анны 2-й ст.

22 июля 1853 г. назначен чиновником особых поручений при генерал-губернаторе.

В 1855 г. награждён орденом св. Анны 2-й ст. с Императорской короной.

19 октября 1859 г. уволен согласно прошению по болезни от службы.

Погребён на Ваганьковском кладбище в Москве.

Труды

В 1841 году Гастев, по поручению Московского военного генерал-губернатора князя Д. В. Голицына, издал первую часть «[www.knigafund.ru/books/3337 Материалов для полной и сравнительной статистики Москвы]» (с 27 рисунками). По содержанию своему она показалось настолько новой и любопытной, что два раза была перепечатана в разных периодических изданиях.

Затем, издал выгравированное на меди «Родословное древо князей Голицыных», а после смерти князя Дмитрия Владимировича Голицына напечатал два отрывка из его биографии в «Московских Губернских Ведомостях».

Из его сочинений отдельно напечатаны:

• 1) Лекция о вспомогательных науках для истории, 1830 г.
• 2) Руководство к политической географии, 1832 г.
• 3) Рассуждение о причинах, замедливших гражданскую образованность в русском государстве до Петра Великого, диссертация на степень магистра в 1832 г. (Погодин напечатал в «Телескопе», 1832 г., № 12 опровержение взглядов Гастева, высказанных здесь)
• 4) Хронология, в 1833 г.
• 5) Физическое обозрение Глобуса, 1834 г. и 2-е измененное издание в 1836 г.
• 6) Арифметика, в 1834 г., 2 изд. в 1838 г.
• 7) Речь о достоверности истории, замечательная по сбору мнений об этом предмете, произнесенная на акте в Дворянском институте в 1834 г.
• 8) Генеалогия, 1835 г.
• 9) Речь об истории в отношении к изящным искусствам, произнесенная на акте в Дворцовом архитектурном училище
• 10) Статистическое описание Москвы, Москва, 1841 г.

Из приготовленных к изданию, но не изданных, осталась «Дипломатика» в двух больших томах со множеством рисунков, написанная для руководства в университете.

Кроме того, Гастев печатал в «Московских Губернских Ведомостях» по должности правителя дел Губернского статистического комитета и в «Московских Ведомостях» в 1842 и 1843 гг. свои исторические и статистические статьи.

Так, в «Московских Губернских Ведомостях» 1842 г. была напечатана его статья «Возобновление стены и башен Кремля и Китая», в «Московских Ведомостях» 1843 г. (№ 10) — «Москва за полвека».

Несколько своих статей он напечатал в «Вестнике Европы».

Кроме оригинальных статей, Гастев печатал и переводные; так, ещё в бытность свою в университете он перевёл с итальянского для «Вестника Европы» трактаты Гроберга о норманнах (Su la falsita dell' origine scandinava data ai popoli detti barbari, che distrussero l’impero di Roma. Pisa, 1815), напечатанный в № 1 и 3, 1829 г., и «О финляндцах и лапонцах», напечатанный в № 13 и 14 «Вестника Европы» того же года.

Перевёл с латинского — географию Помпония Мелы, отрывки Страбона и Плиния Старшего, с немецкого и французского — «О неправильности в летосчислении», «О стенографии» (напечатан. в 1830 г.), «О кавказских народах» и др.

Ссылки

[dlib.rsl.ru/viewer/01002897084# Гастев. Словарь Половцова]

Отрывок, характеризующий Гастев, Михаил Степанович

Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.