Гатилова, Евгения Ильинична

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гатилова Евгения Ильинична
Род деятельности:

Скульптор, художник

Дата рождения:

19 сентября 1921(1921-09-19) (102 года)

Место рождения:

Москва

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Гатилова, Евгения Ильинична (родилась 19 сентября 1921 года в Москве, СССР) — скульптор, входит в число крупнейших мастеров советской фарфоровой пластики.

В 1947 году с отличием окончила факультет скульптуры Московский институт прикладного и декоративного искусства (МИПИДИ). Её учителями были скульптор-монументалист Сергей Алёшин, скульпторы и художники Екатерина Белашова, Вера Мухина, Владимир Фаворский, Александр Дейнека[1].

Более 35 лет проработала скульптором на Дулёвском фарфоровом заводе. Главная тема творчества художницы — образы обычных людей, запечатлённые в сериях «Сельские мотивы», «Женщины революции», «Психологический портрет», «Спорт», «Балет», «Человек и природа»[1].

Известны её произведения на тему юности, физкультуры и спорта — «Девочка, входящая в воду», «Письмо на целину», «Лучница», «На этюдах», «Юная птичница», а также работы на литературную, театральную и цирковую темы — «Испанский танец», «Кукольный театр», «Балерина»[2]. Гатиловой созданы психологические портреты Александра Блока, Василия Шукшина, Александра Вертинского[2]. Скульптура последнего под названием «Пьеро» пострадала в 1993 году, когда московская квартира Евгении Гатиловой попала под обстрел во время октябрьского путча, и позже была восстановлена скульптором[1].

Произведения художницы представлены в собраниях ГМК «Кусково», ГМЗ «Царицыно», музея Дулевского фарфорового завода, ВМДПНИ, Государственного Дарвиновского музея, Сергиево-Посадского ГМЗ, ООМИИ им. М. А. Врубеля, Астраханской картинной галереи им. П. М. Догадина, Вороновской картинной галереи, частных собраний. Её работы экспонируются на российских и международных художественных выставках[2].

Напишите отзыв о статье "Гатилова, Евгения Ильинична"



Примечания

  1. 1 2 3 [www.museum.ru/N44837 Славлю жизнь в фарфоре. Cкульптура и акварель Евгении Гатиловой]. Museum.ru. Проверено 16 июля 2016.
  2. 1 2 3 [www.ozon.ru/context/detail/id/5301403 От издателя к книге «Евгения Гатилова / Eugenia Gatilova» (2010)]. Ozon.ru. Проверено 16 июля 2016.

Литература

  • Бубыренко Г. В.; Насонова И. С.; Насонов С. М. Евгения Гатилова / Eugenia Gatilova. — М.: Среди коллекционеров, 2010. — 368 с. — 1100 экз. — ISBN 978-5-91820-011-7.
  • Cоставитель Е.А. Лисенкова; Авт. вступ. ст. Д.И. Немчинова. Скульптура малых форм : Кат. выст. — М.: Советский художник, 1986. — 23 с.

Отрывок, характеризующий Гатилова, Евгения Ильинична

Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.